Тим Собакин
Тим Собакин, он же Тихон Хоботов, он же Савва Бакин, он же Сидор Тяфф, он же Ника Босмитп — литературные псевдонимы детского писателя Андрея Иванова (род. в 1958 г.). По образованию — инженер-программист. Но это не помешало ему с упоением заниматься детской литературой и активно работать в журналах «Трамвай» и «Колобок».
Отвечая на вопрос, почему он начал писать для детей, Т. Собакин сказал: «Для детей я писал давно, когда моей дочке было года три-четыре. А всё остальное время пишу для взрослых, у которых в душе сохранилась фантазия, чувство нового и чувство юмора. Но всё это есть у детей, и даже в большей степени, чем у взрослых. Дети меня хорошо понимают».
В своём творчестве Т. Собакин продолжает традиции весёлой поэзии Д. Хармса. Он также любит озорную игру словами, звуками и понятиями.
Его стихи и рассказы полны иронии, пародии, напоминают анекдоты и шутки, как будто бы созданные самими детьми. И сам он как будто так и остался в детстве, полном фантазий и мальчишеского озорства. В его произведениях, казалось бы, нет ничего невозможного: бегемоты поют песни и перепрыгивают через лужи, влюбляются Балкон и Балкониха, Матёрые Волки грустят и сочиняют стихи...
Весь мир Тим Собакин превращает в большую детскую площадку, где игра ценна сама по себе, без всяких правильных нравоучений. Но эти лёгкие, искрящиеся стихи и рассказы — большая проверка для вашего чувства юмора и интеллекта. Попробуем вместе с фантазёром Тимом Собакиным увидеть мир новыми глазами!
Прилетели бегемоты
Как-то раз в конце субботы
в наши сельские края
прилетели бегемоты,
будто стая журавлей.
Мы их даже и не ждали
из далёких жарких стран.
А они вот прилетели —
прямо целый караван!
Стали гнёзда вить повсюду,
стали песни петь вовсю.
Мы в глубокую посуду
им насыпали овсу.
Бегемоты поклевали
и порхают кувырком:
чижик-пыжик,
трали-вали
(такие уж весёлые попались!)
влево-вправо,
криво-прямо,
а то сюда...
Вот пришла с работы мама,
улыбаясь как всегда.
— Посмотри, —
сказала мама,
подведя меня к окну, —
бегемоты прилетели;
скоро быть весне.
Песни бегемотов
Вот летают бегемоты:
кто-то с песней,
кто молчком
обутый в боты,
с фиолетовым сачком.
Как поймаю бегемота,
в клетку сразу посажу.
— Спой мне песню,
друг любезный, —
бегемоту я скажу.
Если песен петь не будет,
отпущу его тогда —
пусть летают бегемотов
необъятные стада!
Пусть летают бегемоты
там и тут,
там и тут...
И свои простые песни
нам поют,
нам поют.
Печальные стихи
Про любовь
Страдал мучительно Балкон:
он был в Балкониху влюблён.
Подумать только —
была в Балкона влюблена!
любви услышав глас,
друг с друга не сводили глаз.
Но чувства выразить сполна
мешала каждому стена.
Влюблённым
снились ночью сны,
что за спиною нет стены.
И будто в лес,
на тихий пруд
Балкон с Балконихой идут.
Поёт кукушка вдалеке.
Они идут —
рука в руке...
А рядом с ними семенят
двенадцать милых балконят.
До будущего лета
Уходит тихо Лето,
одетое в листву.
И остаются где-то
во сне и наяву:
серебряная мушка
в сетях у паука,
невыпитая кружка
парного молока.
И ручеёк стеклянный,
и тёплая земля,
и над лесной поляной
жужжание шмеля.
Приходит тихо Осень,
одетая в туман.
Она с собой приносит
дожди из разных стран.
И листьев жёлтый ворох,
и аромат грибной,
и сырость в тёмных норах.
А где-то за стеной
Родился в 1958 году на Украине. В 1981 году окончил Московский инженерно- физический институт (МИФИ) по специальности математик-программист, а в 1987 году - еще и Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, специальное отделение факультета журналистики.
Уже с детства писал фантастические повести о полетах к другим планетам. В школе сочинял песни на собственные (разумеется, весьма слабые) стихи. Серьезно заниматься литературой начал с 1982 года, когда пытался сочинять что-нибудь стихотворное для своей двухлетней дочки. Однако поначалу успешно работал в юмористическом жанре для взрослых. Первым публикатором стал Лев Новоженов (популярный ныне телеведущий), который в те времена заведовал отделом сатиры и юмора в газете "Московский комсомолец". Там и было опубликовано его первое стихотворение в августе 1983 года.
Несмотря на то, что Тим Собакин писал в основном для взрослых, стихи всё чаще и чаще печатались в изданиях для детей. Так незаметно для себя он оказался в числе "детских" авторов. Литературными наставниками считал Валентина Берестова и Эдуарда Успенского – они во многом повлияли на творческую судьбу писателя. Помимо них, и поэты: Николай Заболоцкий, Даниил Хармс (произведения для взрослых), Эмма Мошковская.
В 1990 году Тим Собакин стал сперва заместителем, а потом и главным редактором великолепного детского журнала "Трамвай", который выходил до 1995 года – тиражи бывали свыше пяти миллионов экземпляров! (Кстати, и по сей день у него немало поклонников – стоит заглянуть в Internet). Затем работал литературным редактором не менее прекрасного журнала "Куча мала" (преемника "Трамвая").
Поскольку эти печатные издания были ориентированы на игровое начало, иронию, легкий абсурд, приходилось автору много писать самому в номер. Так, помимо основного псевдонима – Тим СОБАКИН – возникли и постепенно устоялись другие: Тихон Хоботов, Савва Бакин, Терентий Псов, Сидор Тяфф и даже Ника Босмит (Тим Собакин наоборот). Эх, веселое времечко было!..
В настоящее время работает шеф-редактором в Издательском доме "Веселые картинки", выпуская детские журналы "Трамплин" (о здоровом образе жизни) и "Филя" (о животных и природе). Активно сотрудничает со многими другими изданиями.
Пытается работать во всех мыслимых жанрах: поэзия, проза, научно-популярные статьи, игровые материалы, песни и прочее. Пользуясь современными компьютерными технологиями, создает музыку на свои стихи, а также отдельные композиции, которые иногда звучат в передачах радио и телевидения.
УЛИТКА Хочет в сад Попасть Улитка, Да мешает ей калитка. Я открыть Калитку рад – Пусть ползёт Улитка в сад! Целый час Держал калитку: Тихо ползает Улитка. Мурзилка, 1985, 5 ЧТО ЛУЧШЕ? Собака по травке бежала, а Кошка на лавке лежала. Кошка подумала: Скучно лежать! Лучше по травке бежать и бежать... Собака подумала: Тяжко бежать! Лучше на травке лежать и лежать... Собака лежала на лавке, А Кошка бежала по травке.
Источники (биография) (картинки) (стихи)
Детская книга: «Собака которая была кошкой» (Тим Собакин)
Чтобы открыть книгу Онлайн нажмите (128 стр.)
Книга адаптирована для смартфонов и планшетов!
Только текст:
У меня есть хорошая приятельница. Зовут её Ника Босмит. Она живёт где-то ТАМ, то ли в Шотландии, то ли в Норвегии. Точно не скажу: границ в том мире почти не существует. Но несмотря на различия в наших жизнях, мы похожи друг на друга. Порою даже кажется, будто мы - ОДИН И ТОТ ЖЕ ЧЕЛОВЕК. Или человеки… В общем, люди.
Когда мы с Никой встречаемся, то беседуем на каком-то немыслимом, никому неведомом языке. Хотя лучше всего понимаем друг друга без слов. Дай к чему слова? Ведь можно говорить одно, а думать при этом о другом. Можно поступать совсем не так, как хотелось бы поступить. Можно вообще казаться с виду не тем, кто ты есть на самом деле. И такие НЕсовпадения встречаются в жизни довольно часто.
«Иногда они бывают забавными,- задумчиво молчит Ника. - Я, например, знала одну собаку, которая на самом деле была кошкой».
«А у её хозяйки,- подхватываю я мысль,- наверняка получалось всё не так, как у других».
- Это доставляло ей немало хлопот,- кивает Ника.
- Расскажи подробней,- прошу я.
- Хорошо. Только ты будешь переводить мои истории с того неведомого языка…
- …который я почти не знаю…
- …но зато отлично понимаешь.
И Ника не спеша начинает.
ВСЁ НЕ ТАК
В одном шотландском городе жила-была тётушка Сольвейг. С виду она казалась самой обыкновенной тётушкой. Но в жизни у неё почему-то получалось всё не так, как у других.
Она могла часами бегать по льду и не падать, но нередко поскальзывалась на сухом асфальте. Она нарочно роняла вазу с пятого этажа - и ваза не разбивалась. Но стоило ей нечаянно задеть рукавом кувшин, как тот - вдребезги! У тётушки Сольвейг даже собака была вовсе не
собакой, а кошкой. И звали её Шак. Но про эту неправильную собаку - чуть позже.
Работала тётушка Сольвейг консультантом по сложным вопросам. Но не в Глазго, где жила, а совсем в другом шотландском городе. И на работу она летала самолётом - два раза в неделю. Из дома тётушка Сольвейг отправлялась пораньше, чтобы успеть в аэропорт, но почему-то всегда опаздывала. И самолёт улетал без неё.
Однажды утром она решила: «Хватит опаздывать! Сегодня надо обязательно попасть на работу».
Тётушка позавтракала на час раньше обычного и на быстроходной машине «БМВ» помчалась в аэропорт. Однако на полпути у неё кончился бензин.
- Хо-хо! - воскликнула тётушка Сольвейг.- На этот случай я имею в запасе полную кастрюлю бензина.
И она поехала дальше. Но вскоре выяснилось, что самая короткая дорога в аэропорт закрыта на ремонт.
- Хи-хи! - усмехнулась тётушка Сольвейг.- Воспользуюсь объездом. Времени ещё много.
А путь в объезд лежал через мост. И так получилось, что мост этот неожиданно рухнул в реку.
- Ха-ха! - сказала тётушка Сольвейг.- У меня есть большая надувная лодка. Она и машину выдержит. Переберусь вплавь!
Переправа через реку, как ни странно, окончилась благополучно. До аэропорта уж было рукой подать, как с неба вдруг упал метеорит и угодил в переднее колесо.
- Хе-хе…- вздохнула тётушка Сольвейг.- Придётся ставить запасное…
Но запасного колеса в багажнике не нашлось. Зато там лежал старый велосипед.
Когда тётушка Сольвейг добралась наконец до аэропорта, свалившись с велосипеда девять с половиной раз, её самолёт мчался по взлётной полосе.
«Надо же,- удивилась тётушка,- не успела!..» Но она была полна решимости попасть сегодня на работу и потому сразу пошла покупать билет на следующий рейс.
- Билетов нет,- сказали ей в кассе.
- Как же так? Ведь всегда были…
- А сегодня нет!
«Ладно,- рассудила тётушка Сольвейг,- приду к
самому отлёту. Наверняка кто-нибудь опоздает». А пока она решила на такси вернуться домой пообедать. Автомобиль петлял по городу больше часа.
«Улицы какие-то незнакомые,- волновалась тётушка Сольвейг.- Будто это вовсе не Глазго… И почему у меня выходит всё не так, как у других? Стараешься, стараешься - а толку никакого! Даже город кажется чужим… Интересно, если мне попробовать нарочно делать всё неправильно,- вдруг тогда что-нибудь путное получится? Представлю-ка для начала, что я в другой стране…»
После обеда тётушка вытащила из шкафа карту норвежского города Осло, куда обычно ездила летом купаться в ласковом море.
- Какой тут автобус везёт до аэропорта? - бормотала она, водя пальцем по карте,- Кажется, двести семнадцатый… Однако следовало бы поторопиться. Впрочем, до отлёта ещё четырнадцать минут…
Покормив консервами собаку, которая была кошкой, и обильно полив кактус, который был фикусом, тётушка Сольвейг не спеша села в автобус, который оказался трамваем № УХ. «Доеду как-нибудь,- успокаивала себя тётушка,- Чем неправильнее, тем лучше!»
И действительно, через полчаса она была почти у цели: до аэропорта оставалось пройти всего несколько километров. «Да ну,- думала тётушка Сольвейг, бодро шагая среди деревьев,- так даже неинтересно. Никаких тебе приключений… Хотя самолёт всё равно уже улетел».
Но самолёт не улетел. Потому что у него внезапно отвалилось левое крыло. Пока это крыло на место приделывали, все пассажиры сдали билеты и бросились на
вокзал в надежде успеть на поезд. Тётушка Сольвейг могла теперь выбирать любое место в самолёте. Хоть возле иллюминатора!
«Ну вот,- радовалась она, поудобнее устраиваясь в кресле,- я же чувствовала, что сегодня непременно попаду на ра…»
Оглушительно взревели моторы. Но вскоре затихли.
- Что случилось? - спросила тётушка Сольвейг.
- Отсутствуют радист и стюардесса,- доложил командир экипажа,- Видимо, решили, что крыло не починят, и пошли в цирк на выступление африканских бегемотов.
- И что же теперь?
- Ничего. Без них лететь решительно отказываюсь. Я, может, тоже мечтал на бегемотов взглянуть.
«Не везет! - думала тётушка Сольвейг, выходя из пустого самолёта,- Надо бы хоть телеграмму начальнику дать».
И она пошла на почту и отправила такую телеграмму:
НЕ МОГУ ПОПАСТЬ РАБОТУ ТЧК МЕТЕОРИТ УГОДИЛ КОЛЕСО ЗПТ КРЫЛО ОТВАЛИЛОСЬ ЗПТ ПОРА УЖИНАТЬ ТЧК
ТЁТУШКА СОЛЬВЕЙГ
Вы, наверное, думаете, что начальник сразу же уволил тётушку с работы. Как бы не так! Не успела она поужинать, как почтальон доставил ответ:
ИСКРЕННЕ СОЧУВСТВУЮ БЕДЕ ТЧК КРЕПИТЕСЬ ЗПТ ВЫСЫЛАЮ ДЕНЕЖНУЮ ПОМОЩЬ РАЗМЕРЕ ГОДОВОГО ОКЛАДА ТЧК
ГОСПОДИН НАЧАЛЬНИК
Вы не догадываетесь, что произошло? А всё очень просто: в телеграфных линиях ни с того ни с сего перепутались отдельные буквы, и вместо «КОЛЕСО» получилась «ГОЛОВА», вместо «КРЫЛО ОТВАЛИЛОСЬ» — «КРЫША ОБВАЛИЛАСЬ», а слово «УЖИНАТЬ» превратилось в «УМИРАТЬ». В общем, сплошные неприятности!
- Выходит, я обманула господина начальника,- загрустила тётушка Сольвейг.- Теперь придётся менять
работу. Но что с деньжищами-то делать? - спросила она у собаки, которая была кошкой.
Собака пожала плечами.
Тётушка Сольвейг в задумчивости прошлась по комнате, свалив на пол кактус, который на самом деле был фикусом. Она шептала:
Если собака пожала плечами,
Значит, не знает она ничего.
Видимо, сложный вопрос оказался -
Вот и не знает она ничего…
Затем тётушка подмела осколки цветочного горшка и, сняв телефонную трубку, наугад набрала номер:
- Простите, я куда попала? Это норвежский город Осло? Говорит тётушка Сольвейг. У вас не найдётся какой-нибудь работы?.. Да-да, я как раз консультант по сложным вопросам… Ой, tusen takk…* Я, правда, в Глазго живу. Так мне кажется… Нуда, это не проблема… Конечно, на самолёте вполне удобно… Два раза в неделю… Хорошо! Завтра же вылетаю…
Послышались короткие гудки.
«Вроде бы всё неплохо устроилось»,- вздохнула тётушка Сольвейг. Однако настроение у неё было отчего-то грустным. Под руку попался журнал - его принёс почтальон вместе с телеграммой. Перелистывая страницы, она подошла к зеркалу, пристально оглядела себя с головы до ног.
- И почему у меня ВСЁ НЕ ТАК, как у других? - спросила тётушка Сольвейг своё отражение.- Вот, даже в журнале обо мне пишут… буквами нешотландскими…
Она поднесла страницу ближе к зеркалу и прочитала:
Неужели я одна такая непутёвая? - сокрушалась тётушка Сольвейг.
«Нет, не одна»,- могла бы утешить её собака, которая была кошкой.
Жаль, что она не умела говорить. А то бы рассказала свою историю.
«А то бы рассказала свою историю…» - подумала Ника и улыбнулась.
Она вспомнила тётушку Сольвейг, у которой получалось всё не так, как у других. И вспомнила её неправильную собаку, которая на самом деле была кошкой.
А ещё Ника вспомнила, как писала первое послание своему хорошему приятелю. Правда, тогда он не был ей приятелем. Узнав о нём случайно, она на другой день расположилась в удобном кресле, взяла чистый лист бумаги, и…
Письмо долго не получалось. Ника переписывала его несколько раз и потому запомнила слово в слово:
Здравствуйте, Тим!
Я узнала о Вас случайно, но мне почему-то захотелось поближе познакомиться с Вами. Я живу где-то здесь: толи в Шотландии, то ли в Норвегии - точно сказать не могу. Границ в этом мире почти не существует. А Вы живёте где-то там, далеко-далеко… И жизнь Ваша совсем не похожа на мою.
И всё-таки я завидую Вам: ведь это так прекрасно - приходить каждое утро в библиотеку, рыться на книжных полках, пытаясь отыскать нужную книгу. Читатели наверняка благодарны Вам. Как бы мне хотелось оказаться на
Вашем месте! Но я занимаюсь музыкой и потому вынуждена каждый день играть гаммы: до-ре-ми-фа-соль-ля-си… А это весьма скучное и утомительное занятие.
Один мой знакомый музыкант не выдержал - и стал поваром.
Как-то я заглянула к нему в ресторан:
- Почему ты бросил флейту?
Он подал мне румяную сардельку.
- Вкусно?
- Мммм!- только и сумела я ответить.
- А если б я сыграл бы сейчас «Аве Мария» Шуберта, да ещё ошибившись бы девять с половиной раз, сомневаюсь, что это бы тебе понравилось бы.
- Но ведь не сардельками едиными сыт человек,- возразила я.- Музыка тоже нужна!
- Музыка живёт в сердце…- вздохнул повар, даже не вставив свою любимую частицу «бы».- Если пальцы и губы не в силах воплотить мелодию в звуках, тогда…
Он горько махнул салфеткой и скрылся на кухне.
Но я-то знала (сама слышала!), как он играет по ночам
«Аве Мария». И ни разу не ошибается!.. Наверное, ему казалось, что сардельки получаются у него лучше и, значит, доставляют людям больше радости, чем сиплые звуки флейты.
Адругой мой знакомый сочинял стихи. И присылал их мне по праздникам. Однажды я получила такие строки:
Моя любимая - на склоне горном.
Пойти искать её? Нет, высока гора.
Повесив голову, лью слёзы на халат.
Она мне подарила полотенце.
Чем отдарить её? Дам ей сову!
Она с тех пор не смотрит на меня.
С чего бы это? На душе тревога…
Я мало что поняла. Вероятно, он был в меня влюблён. Но мне очень захотелось сову. На Рождество я и вправду подарила ему полотенце, на котором вышила зелёными буквами:
ДАЙ МНЕ СОВУ.
Но совы не получила. Как, впрочем, не получила больше ни одного стихотворения. Сначала я решила, что мой знакомый обиделся, я ведь забыла вышить слово «пожалуйста». Но потом выяснилось, что он неожиданно для всех стал пожарником - самым отважным! Он теперь лихо карабкается по крутым пожарным лестницам, и я не в силах догнать его, чтобы спросить: почему он перестал сочинять стихи?..
Шум с улицы отвлёк Нику. Покинув удобное кресло, она выглянула в окно, вдохнула свежий весенний воздух. На чистой мостовой толпились люди. В центре стоял
астроном и указывал подзорной трубой в небо. Там из-за синего облака выплывала белая луна. На её верхнем краю примостилась сова. Или ворона. Или сова, которая была вороной. Или наоборот… Трудно было разобрать.
«У нас тут забавно,- улыбнулась Ника, подумав о своём хорошем приятеле,- Приезжай-ка, Тим, в гости - убедишься сам. Только не удивляйся ничему, ладно?..»
Она вновь вспомнила тётушку Сольвейг и её неправильную собаку.
- Жаль, что эта собака не умеет говорить,- вздохнула Ника,- А то бы рассказала свою историю…
В одном шотландском городе жила большая чёрная собака. Правда, сначала она была маленькой белой кошкой. Но потом забыла, что она кошка, и стала собакой. По имени Шак.
Лаять Шак не научился, а как мяукать - забыл. Поэтому часто вздыхал, а в дни рождения тихо мурлыкал. Больше всего он любил свежую рыбу. Но хозяйка Сольвейг кормила его консервами для собак.
СОБАКА, КОТОРАЯ БЫЛА КОШКОЙ
Поэтому Шак научился говорить: «Спасибо, я сыт…» А по ночам он лежал на диване и ждал: не появится ли мышь? Однако мышей в доме не водилось.
А ещё Шак любил гоняться за птицами. Однажды он встретил ворону и погнался за ней. Но ворона взлетела на дерево - вот ведь вредная какая! Тут Шак вспомнил, что он когда-то был кошкой, и полез за вороной.
Увидев, как большая чёрная собака карабкается по стволу, ворона испугалась и улетела в тёплые края. А Шак тоже испугался, потому что успел забраться почти на самую верхушку. От страха он сразу же забыл, что был кошкой. И как надо слезать с дерева - тоже забыл! Тогда Шак уселся на ветку и стал громко вздыхать.
Мимо дерева шёл Почтальон. Услышав вздохи, он посмотрел вверх.
- Так ведь упасть можно! - сказал Почтальон.- Слезай скорее, я тебе открытку подарю.
Но Шак только вздохнул.
Тогда Почтальон послал письмо в ближайший ресторан, и вскоре оттуда приехал Повар на велосипеде.
- Слезай! - сказал он Шаку,- Я тебе сосисок привёз.
- А у меня кость есть,- добавил Почтальон и вытащил кость из сумки.
Но Шак только вздохнул.
- Хочешь, я тебе на флейте сыграю? - предложил Повар. (Ведь на самом деле он был музыкантом.)
- А я спляшу! - обрадовался Почтальон, который в душе был танцором - Только спустись, пожалуйста…
Шак опять грустно вздохнул: не мог же он им сказать, что совсем забыл, как надо правильно слезать с деревьев.
Через полчаса прибежал Полицейский:
- Что это вы тут расплясались под флейту?
- Собаку с дерева снимаем.
- Сейчас я её оштрафую на девять с половиной монет,- пообещал Полицейский.- За сидение в неположенном месте.
И полез на дерево. Он ведь раньше скалолазом был. Но не долез. Сорвался.
- Дерево - не скала,- сказал Полицейский, потирая ушибленное ухо,- Надо доктора вызвать. Ухо что-то разболелось.
Приехал Доктор й удивился:
- Собака на дереве? Да вы все с ума посходили! Вам надо сделать укол.
- Спасибо, я сыт…- послышался голос Шака. Он
даже хотел ещё выше забраться, только у него не получилось.
Доктор поглядел на ветку.
- Кажется, я тоже сошёл с ума,- решил он и увёз сам себя в больницу.
А к дереву подкатила пожарная команда.
- Сейчас мы собаку снимем. У нас лестница есть. И самый отважный Пожарник полез по лестнице. Но
на полпути вдруг остановился.
- Послушайте,- говорит,- что мне на ум пришло:
Сидит собака на дереве…
Ну и пускай сидит!
Может, ей там понравилось - Зачем же её снимать?
Все захлопали: хорошие стихи получились у Пожарника. Ведь он когда-то поэтом был. На всякий случай решили ещё пригласить известного Собаковеда.
Тот долго рассматривал Шака в подзорную трубу.
- Вероятно, какая-то новая порода,- определил Собаковед.- Я вообще-то плохо в них разбираюсь. Мне больше астрономия по душе. Я лучше Луну буду наблюдать…- И он направил трубу в солнечное небо.
Тут и хозяйка Сольвейг с работы вернулась. Из норвежского города Осло.
- Зачем это вы здесь столпились? - спрашивает.
Тогда Почтальон, который был танцором, Повар,
который был музыкантом, Полицейский, который был скалолазом, Доктор, который увёз сам себя в больницу, Пожарник, который был поэтом, и Собаковед, который был астрономом, дружно ей отвечают:
- Мы решаем сложный вопрос.
- Какой? - заинтересовалась тётушка Сольвейг. Она как раз была консультантом по сложным вопросам.
- Снимать собаку с дерева или не снимать?
Тётушка глянула вверх.
- Конечно, снимать! - закричала она,- Вот только как?
- Надо дровосека позвать,- предложил Доктор, который увёз сам себя в больницу.- Пусть дерево повалит!
- Не надо,- возразила тётушка Сольвейг,- лучше я консервов принесу.
- Спасибо, я сыт…- грустно вздохнул Шак.
В это время Рыболов шёл мимо и полное ведро рыбы нёс.
- Может, собаку рыбкой угостить? - спросил он.
А Шак как увидел свежую рыбу, так сразу вспомнил, что он был кошкой. И как надо с дерева слезать - тоже вспомнил! Мигом соскочил он вниз и слопал всю рыбу.
- А мне не жалко,- сказал Рыболов.- Я ведь рыбу просто так ловлю. Я ведь на самом деле дровосек…
Но никто его не слушал. Все были рады, что Шак с дерева слез. И ещё удивлялись, как он туда сумел забраться?! Они ведь не догадывались, что перед ними собака, которая была кошкой.
Вот такая история случилась в шотландском городе Глазго. Который был норвежским городом Осло. Или наоборот?.. Впрочем, это не столь важно.
А важно то, что тётушка Сольвейг захотела на радостях подарить Рыболову свою быстроходную машину «БМВ».
Но потом передумала. И подарила кактус, который был фикусом.
- Только он на пол шлёпается,- предупредила она,- av og til*.
- Не беда! - сказал Рыболов, он же Дровосек.- Я обожаю фикусы, особенно если они кактусы. Пусть себе шлёпаются!
В общем, так у них в конце концов всё перепуталось, что трудно было разобрать, где то, а где сё…
Но это уже другая история…
«Но это уже другая история…» - подумал Тим и улыбнулся.
Он представил себе тётушку Сольвейг, у которой получалось всё не так, как у других. И её неправильную собаку, которая была кошкой.
А ещё ясно представилось Тиму, как получил он первое послание от своей хорошей приятельницы. Правда, тогда она не была ему приятельницей. С трудом разобрав слова на неведомом языке, он на другой день устроился на шатком табурете, взял чистый лист бумаги и…
Ответное письмо долго не получалось. Тим переписывал его несколько раз и потому запомнил слово в слово:
Здравствуйте, Ника!
Я был приятно удивлён, получив Ваше послание. И мне тоже захотелось познакомиться с Вами поближе. Я живу далеко-далеко от Вас, и тут, конечно, всё совсем не так, как в Шотландии или в Норвегии.
Но несмотря на столь глубокие различия в наших жизнях, мы весьма похожи друг на друга. Мне почему-то даже показалось, будто мы - один и тот же человек. Или человеки… В общем, люди.
А вот завидуете Вы мне напрасно. Не так уж это приятно - каждое утро тащиться в библиотеку, рыться на пыльных полках, пытаясь найти отсутствующую книгу. Но читатели благодарны мне. Когда же выпадает снег и читатели не могут пробраться к дверям библиотеки, мне приходится брать лопату и расчищать снежные заносы. Как дворнику. За это читатели благодарны мне вдвойне.
Если честно, то я сам Вам завидую, потому что всегда мечтал заниматься музыкой. Вы утверждаете, что играть гаммы - скучное и утомительное занятие. Возможно… Но я согласился бы на всё, лишь бы исполнить когда-нибудь «Аве Мария» Шуберта без единой ошибки. Как Ваш знакомый Повар, который в душе действительно музыкант. Он слышит музыку, что живёт в его сердце. И трудно понять, почему он променял флейту на румяные сардельки.
Зато другой Ваш знакомый не зря стал пожарником. И я, пожалуй, могу даже угадать, что бы он ответил, если б Вам удалось догнать его на крутой пожарной лестнице и спросить:
- Почему ты перестал сочинять стихи?
- Потому,- ответил бы он,- что у меня не получается выразить в словах те чувства, которые теснятся в моей душе.
- А как же твои последние строки о.потерянной любви? - возразили бы Вы.- Мне тогда так захотелось сову…
- Важно не только видеть мир по-своему, надо ещё уметь сказать об этом так, как никто до тебя не говорил. А те стихи, я чувствовал, кем-то когда-то уже были созданы. Зачем повторяться?
- Но почему ты стал именно пожарником?
- Если мне не дано создавать новое,- вздохнул бы он,- пусть уж я буду оберегать старое. Хотя бы от жестокого огня…
И он верно чувствовал, этот отважный Пожарник. Ещё задолго до него китайский писатель Чжоу Шу-жэнь сочинил точно такие же строки. Или даже писатель Лу Синь. Впрочем, это был один и тот же человек.
Так часто случается: чувствуешь тайну, а рассказать не можешь. Когда же это удаётся, оказывается, что тайна давно известна всем. И больно делается душе…
Шум с улицы отвлёк Тима. Покинув шаткий табурет, он выглянул в окно, вдохнул дымный осенний воздух. На грязной мостовой собралась толпа. Все глядели куда-то в сторону, ожидая трамвая № 9 (с половиной).
«Жаль, астронома нет,- вздохнул Тим,- и некому разглядеть в подзорную трубу: далеко ли трамвай? Долго ли ещё ждать?..»
Он вернулся мыслями к своей хорошей приятельнице и улыбнулся: «Сделаю-ка я для Ники сову! Из картона».- И взялся за тупые ножницы.
Сова получилась чуть кособокой и с виду неказистой: не то сова, не то стрекоза. Или сова, которая была стрекозой. Или наоборот… Трудно было разобрать.
На её спине Тим старательно вывел зелёным карандашом:
Я даю тебе сову…
Хоть она моргает томно,
Стрекозою назову эту птицу из картона.
Силуэт её косой в контур гибкий превратится, потому что стрекозой стать мечтает эта птица.
Едва он поставил точку, как пернатое насекомое выпорхнуло в окно.
- Куда?! - воскликнул Тим.- Зима уж на носу! - Он махнул рукой: - Хотя она из картона! Ей никакой мороз не страшен… Но что теперь подарить Нике?
Он ясно представил, как поедет к ней в гости. Вот прямо сядет в трамвай - и в путь!.. Туда, где не существует границ, где всё так перепуталось, где даже кактусы похожи на фикусы.
- Интересно было бы рассказать потом об этом,- вздохнул Тим,- Но это уже другая история…
В одном шотландском городе долгое время не наступала осень.
В других городах Европы она давно уже наступила, кре-где даже снег выпал, а вот в этом, отдельно взятом шотландском городе ну никак не могла наступить. Наступала, наступала - и никак!
Как раз в это сложное время позвонила мне оттуда моя знакомая тётушка Сольвейг.
- Приезжай,- говорит,-
МОРОЗ НЕ СТРАШЕН
Ника, к нам. У нас хорошо. У нас ещё лето. Стрекозы пучеглазые летают. И вообще…
- Ладно,- согласилась я,- приеду. Если билеты будут.
Билетов, как ни странно, оказалось предостаточно.
- Мне же до самого Глазго! - не верила я кассирше.
- А я не глухая,- обиделась кассирша,- Я понимаю, что вам не на Северный полюс. Вот, пожалуйста, хотите самолётом, хотите пароходом, дешевле всего - трамваем.
Я выбрала трамвай. Во вторник вечером пришла на остановку. Нас собралось человек десять, кому нужно было в Шотландию. По важному делу. Никто не верил,
что трамвай вообще приедет. А если приедет, то повезёт ли в столь дальние края?
Но он приехал точно по расписанию. И повёз. Трамвай как трамвай. Только в вагоне вместо сидений раскладушки стоят. Чтоб спать в пути можно было. Да ещё
каждые два часа кофе горячий подают и бутерброды с сыром.
В дороге я вела дневник. Вот несколько записей из него:
«23 октября. ТРОНУЛИСЬ! С ума сойти!..
24 октября. Едем.
26 октября. Продолжаем ехать.
31 октября. Продолжаем продолжать ехать…
1ноября. Миновали Париж - город контрастов.
2ноября. Выехали к проливу Ла-Манш. После сытного обеда спустились на воду.
3ноября. Плывём.
5 ноября. Всё ещё плывём. (Кофе стали подавать нерегулярно. И бутерброды чёрствые.)
7ноября. В полдень из воды показался Морской Змей. Все закричали: «Он сейчас съест нас!» Но Змей поморщился и сказал: «Не люблю трамваи - шибко хрустят…» И скрылся в пучине морской.
11 ноября. До сих пор плывём в окружении зарубежных акул. Электричество кончилось. Начался шторм. Укачивает…
13 ноября. На горизонте показался Глазго - город контрастов.
16 ноября. Горизонт начал потихоньку приближаться.
19 ноября. Вошли в бухту. Неужто доплывём?
21 ноября. Доплыли! Доплыли!..»
- Ну наконец-то,- воскликнула тётушка Сольвейг,- а то уж я волноваться начала! - Она смахнула пучеглазую стрекозу, севшую ей на ухо.- Житья от них нет! В отдельных частях Европы снег лежит давно, а у нас всё стрекозы летают.
На быстроходной машине «БМВ» мы благополучно добрались до дома тётушки Сольвейг. У дверей нас встретила большая чёрная собака Шак. Я потрепала её за ухо:
- Вот тебе консервированные кости. Высший сорт!
- Спасибо, я сыт…- вздохнул Шак.
- Он костей не ест,- объяснила тётушка Сольвейг.- Он рыбой питается. Ведь на самом деле это кошка.
- У меня только «Кильки в томате».
- Годится! - обрадовался Шак и вцепился зубами в банку.
- Редкая собака,- заметила я,- то есть кошка. За ней, наверное, особое наблюдение ведётся?
- Известный Собаковед регулярно наблюдает Шака в подзорную трубу! - похвасталась тётушка Сольвейг.
Тут с крыши послышался недовольный голос:
- Разве можно в таких условиях что-либо наблюдать? Окаянные стрекозы всё небо заполонили. Луну - и то разглядеть нельзя!
Через минуту к нам спустился известный Собаковед.
- С приездом! - Он протянул мне стрекозу.- Как вам нравится в нашем норвежском городе Осло?
Я машинально взяла пучеглазое насекомое.
- Отчего же в норвежском? Я же в Глазго ехала…
- Не волнуйся, Ника.- Тётушка Сольвейг положила мне руку на плечо.- У нас тут всё так перепуталось - сами разобраться не можем. Что поделаешь, Европа становится общим домом… И мир следует принимать таким, каков он есть, ikke sant?*
Я кивнула.
- А вы, кстати, как сюда добрались? - поинтересовался Собаковед, он же астроном, он же, вероятно, ещё кто-нибудь.
- Я на трамвае приплыла.
- Вот видите! - улыбнулся человек с подзорной трубой.- В следующий раз прилетайте ко мне в гости. Я живу на четвёртом облаке, слева от Путеводной звезды.
- На лошадях очень удобно добираться,- посоветовала тётушка Сольвейг.- Ну, а мне сейчас на работу пора. Мы нынче решаем сложный вопрос: «Об устройстве огорода на крыше жилого дома».
Вскоре все разошлись по своим делам. Тётушка Сольвейг улетела в тёплый греческий город. Известный Собаковед - в холодную горную обсерваторию. Шак забрался на дерево и декламировал оттуда стихи, сочинённые в его честь отважным Пожарником:
Собаки - только с виду собаки. Но если к ним приделать усы,
Они очень запросто кошками станут, Такими ласковыми, эхма!..
А я сидела на траве и думала: «Ничего уже нельзя понять в этом мире… Где зима, где лето?., где земля, где небо?.. И люди часто кажутся совсем не теми, кто они есть на самом деле… А может, так и вправду жить веселее? Когда не знаешь, что ждёт тебя в следующий момент…»
Мои размышления прервал Почтальон. Он принёс весточку с родины. Я прочитала:
«Уважаемый Тим Собакин! Срочно возвращайтесь. Библиотеку занесло снегом. Лопата ждёт Вас!
Коллектив благодарных читателей».
- Извините,- сказала я Почтальону,- но вы обратились не по адресу. Я - Ника Босмит, детская писательница. А это письмо какому-то дворнику Тиму Соба…
- Позвольте ваш паспорт.- Почтальон полистал страницы.- Ошибки нет. Просто надо имя-фамилию читать задом наперёд. Тогда вместо «Ника Босмит» аккурат получается…
- Вы правы,- согласилась, вернее уже, согласился я.- Это, видимо, я чего-то напутал.
- Может, вам сплясать напоследок? - предложил Почтальон,- У меня весьма недурно гопак получается.
- Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Меня лопата ждёт.
И я поспешил в порт, чтобы успеть на вечернюю лошадь Осло - Вашингтон - Токио - Москва. Возле кареты обнаружился мой чемоданчик, забытый при встрече с тётушкой Сольвейг.
- Который уж день хозяина дожидается,- сказал Полицейский.- Отчего его бросили? Может, там золото с бриллиантами?
- Там «Кильки в томате». Девять с половиной банок.
- Тоже вещь! - одобрил подъехавший на велосипеде Повар. Он сыграл на флейте прощальный марш по случаю отплытия нашего экипажа.
Глубокой ночью в бурлящем море ямщик бестолково дёргал поводья и растерянно бормотал под нос:
- Не вижу Путеводной звезды, барин… Куды же править? Куды ж плыть?..
Тогда я чиркнул спичкой и швырнул её в чёрное небо. В небе зажглась Путеводная звезда.
- Ну вот и славно! - облегчённо вздохнул ямщик.- Теперь никакой мороз не страшен…
Мы плыли туда, где горела моя спичка. Где не растут кактусы. Где библиотеки занесены снегом.
А вокруг бушевали волны.
И стрекозы не летали над нами.
И морские змеи обходили нас стороной.
У меня есть хорошая приятельница. Зовут её Ника Босмит.
Она живёт… Впрочем, всё это вы уже, наверное, читали в начале книги.
Если вам показалось, что Ника свои истории выдумала, то вы кру-у-у-у-пно ошибаетесь. Тётушка Сольвейг действительно есть на белом свете. И собака Шак тоже. И живут они в норвежском городе Осло. Хорошо живут, по-человечески… Я сам их видел, когда вместе с Никой в гости наведывался.
«А ведь до того, как она стала большой чёрной собакой,- задумчиво молчу я,- у этой кошки наверняка была собственная жизнь».
«Причём полная всяких приключений, - подхватывает мысль Ника.- Интересно, как её тогда звали?»
- Её звали Тошка, - улыбаюсь я,- И кажется, я даже был с нею знаком…
- Расскажи подробнее,- просит Ника.
Мы долго смотрим друг другу в глаза.
И я не спеша начинаю:
- В одном городе жила маленькая белая КОШКА, КОТОРАЯ БЫЛА СОБАКОЙ. Ну вот, а потом… потом…
Но дальше у меня история не получается. Потому что выдумывать - весьма трудное занятие. Не верите?.. Тогда вот вам чистый лист бумаги. Берите карандаш и пробуйте сами!
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Тим Собакин
Собака, которая была кошкой
У меня есть хорошая приятельница. Зовут её Ника Босмит. Она живёт где-то ТАМ, то ли в Шотландии, то ли в Норвегии. Точно не скажу: границ в том мире почти не существует. Но несмотря на различия в наших жизнях, мы похожи друг на друга. Порою даже кажется, будто мы – ОДИН И Тот ЖЕ ЧЕЛОВЕК. Или человеки… В общем, люди.
Когда мы с Никой встречаемся, то беседуем на каком-то немыслимом, никому неведомом языке. Хотя лучше всего понимаем друг друга без слов. Да и к чему слова? Ведь можно говорить одно, а думать при этом о другом. Можно поступать совсем не так, как хотелось бы поступить. Можно вообще казаться с виду не тем, кто ты есть на самом деле. И такие НЕсовпадения встречаются в жизни довольно часто.
«Иногда они бывают забавными, – задумчиво молчит Ника. – Я, например, знала одну собаку, которая на самом деле была кошкой».
«А у её хозяйки, – подхватываю я мысль, – наверняка получалось всё не так, как у других».
– Это доставляло ей немало хлопот, – кивает Ника.
– Расскажи подробней, – прошу я.
– Хорошо. Только ты будешь переводить мои истории с того неведомого языка…
– …который я почти не знаю…
– …но зато отлично понимаешь.
Мы долго смотрим друг другу в глаза.
И Ника не спеша начинает.
Все не так
В одном шотландском городе жила-была тётушка Сольвейг. С виду она казалась самой обыкновенной тётушкой. Но в жизни у неё почему-то получалось всё не так, как у других.
Она могла часами бегать по льду и не падать, но нередко поскальзывалась на сухом асфальте. Она нарочно роняла вазу с пятого этажа – и ваза не разбивалась. Но стоило ей нечаянно задеть рукавом кувшин, как тот – вдребезги! У тётушки Сольвейг даже собака была вовсе не собакой, а кошкой. И звали её Шак. Но про эту неправильную собаку – чуть позже.
Работала тётушка Сольвейг консультантом по сложным вопросам. Но не в Глазго, где жила, а совсем в другом шотландском городе. И на работу она летала самолётом – два раза в неделю. Из дома тётушка Сольвейг отправлялась пораньше, чтобы успеть в аэропорт, но почему-то всегда опаздывала. И самолёт улетал без неё.
Однажды утром она решила: «Хватит опаздывать! Сегодня надо обязательно попасть на работу».
Тётушка позавтракала на час раньше обычного и на быстроходной машине БМВ помчалась в аэропорт. Однако на полпути у неё кончился бензин.
– Хо-хо! – воскликнула тётушка Сольвейг. – На этот случай я имею в запасе полную кастрюлю бензина.
– Хи-хи! – усмехнулась тётушка Сольвейг. – Воспользуюсь объездом. Времени ещё много.
А путь в объезд лежал через мост. И так получилось, что мост этот неожиданно рухнул в реку.
– Ха-ха! – сказала тётушка Сольвейг. – У меня есть большая надувная лодка. Она и машину выдержит. Переберусь вплавь!
Переправа через реку, как ни странно, окончилась благополучно. До аэропорта уж было рукой подать, как с неба вдруг упал метеорит и угодил в переднее колесо.
– Хе-хе… – вздохнула тётушка Сольвейг. – Придётся ставить запасное…
Но запасного колеса в багажнике не нашлось. Зато там лежал старый велосипед.
Когда тётушка Сольвейг добралась наконец до аэропорта, свалившись с велосипеда девять с половиной раз, её самолёт мчался по взлётной полосе.
«Надо же, – удивилась тётушка, – не успела!..» Но она была полна решимости попасть сегодня на работу и потому сразу пошла покупать билет на следующий рейс.
– Билетов нет, – сказали ей в кассе.
– Как же так? Ведь всегда были…
– А сегодня нет!
«Ладно, – рассудила тётушка Сольвейг, – приду к самому отлёту. Наверняка кто-нибудь опоздает». А пока она решила на такси вернуться домой пообедать.
Автомобиль петлял по городу больше часа.
«Улицы какие-то незнакомые, – волновалась тётушка Сольвейг. – Будто это вовсе не Глазго… И почему у меня выходит всё не так, как у других? Стараешься, стараешься – а толку никакого! Даже город кажется чужим… Интересно, если мне попробовать нарочно делать всё неправильно, – вдруг тогда что-нибудь путное получится? Представлю-ка для начала, что я в другой стране…»
После обеда тётушка вытащила из шкафа карту норвежского города Осло, куда обычно ездила летом купаться в ласковом море.
– Какой тут автобус везёт до аэропорта? – бормотала она, водя пальцем по карте. – Кажется, двести семнадцатый… Однако следовало бы поторопиться. Впрочем, до отлёта ещё четырнадцать минут…
Покормив консервами собаку, которая была кошкой, и обильно полив кактус, который был фикусом, тётушка Сольвейг не спеша села в автобус, который оказался трамваем № УХ. «Доеду как-нибудь, – успокаивала себя тётушка. – Чем неправильнее, тем лучше!»
И действительно, через полчаса она была почти у цели: до аэропорта оставалось пройти всего несколько километров. «Да ну, – думала тётушка Сольвейг, бодро шагая среди деревьев, – так даже неинтересно. Никаких тебе приключений… Хотя самолёт всё равно уже улетел».
Но самолёт не улетел. Потому что у него внезапно отвалилось левое крыло. Пока это крыло на место приделывали, все пассажиры сдали билеты и бросились на вокзал в надежде успеть на поезд. Тётушка Сольвейг могла теперь выбирать любое место в самолёте. Хоть возле иллюминатора!
«Ну вот, – радовалась она, поудобнее устраиваясь в кресле, – я же чувствовала, что сегодня непременно попаду на ра…»
Оглушительно взревели моторы. Но вскоре затихли.
– Что случилось? – спросила тётушка Сольвейг.
– Отсутствуют радист и стюардесса, – доложил командир экипажа. – Видимо, решили, что крыло не починят, и пошли в цирк на выступление африканских бегемотов.
– И что же теперь?
– Ничего. Без них лететь решительно отказываюсь. Я, может, тоже мечтал на бегемотов взглянуть.
«Не везёт! – думала тётушка Сольвейг, выходя из пустого самолёта. – Надо бы хоть телеграмму начальнику дать».
И она пошла на почту и отправила такую телеграмму:
НЕ МОГУ ПОПАСТЬ РАБОТУ ТЧК МЕТЕОРИТ УГОДИЛ КОЛЕСО ЗПТ КРЫЛО ОТВАЛИЛОСЬ ЗПТ ПОРА УЖИНАТЬ ТЧК
ТЁТУШКА СОЛЬВЕЙГ
Вы, наверное, думаете, что начальник сразу же уволил тётушку с работы. Как бы не так! Не успела она поужинать, как почтальон доставил ответ:
ИСКРЕННЕ СОЧУВСТВУЮ БЕДЕ ТЧК КРЕПИТЕСЬ ЗПТ ВЫСЫЛАЮ ДЕНЕЖНУЮ ПОМОЩЬ РАЗМЕРЕ ГОДОВОГО ОКЛАДА ТЧК
ГОСПОДИН НАЧАЛЬНИК
Вы не догадываетесь, что произошло? А всё очень просто: в телеграфных линиях ни с того ни с сего перепутались отдельные буквы, и вместо «КОЛЕСО» получилась «ГОЛОВА», вместо «КРЫЛО ОТВАЛИЛОСЬ» «КРЫША ОБВАЛИЛАСЬ», а слово «УЖИНАТЬ» превратилось в «УМИРАТЬ». В общем, сплошные неприятности!
– Выходит, я обманула господина начальника, – загрустила тётушка Сольвейг. – Теперь придётся менять работу. Но что с деньжищами-то делать? – спросила она у собаки, которая была кошкой.
Собака пожала плечами.
Тётушка Сольвейг в задумчивости прошлась по комнате, свалив на пол кактус, который на самом деле был фикусом. Она шептала:
Если собака пожала плечами,
Значит, не знает она ничего.
Видимо, сложный вопрос оказался -
Вот и не знает она ничего…
Затем тётушка подмела осколки цветочного горшка и, сняв телефонную трубку, наугад набрала номер:
– Простите, я куда попала? Это норвежский город Осло? Говорит тётушка Сольвейг. У вас не найдётся какой-нибудь работы?.. Да-да, я как раз консультант по сложным вопросам… Ой, tusen takk!..1
Огромное спасибо (норв.).
Я, правда, в Глазго живу. Так мне кажется… Ну да, это не проблема… Конечно, на самолёте вполне удобно… Два раза в неделю… Хорошо! Завтра же вылетаю…
Послышались короткие гудки.
«Вроде бы всё неплохо устроилось…» – подумала тётушка Сольвейг. Однако настроение у неё было отчего– то грустным. Под руку попался журнал – его принёс почтальон вместе с телеграммой. Перелистывая страницы, она подошла к зеркалу, пристально оглядела себя с головы до ног.
– И почему у меня ВСЁ НЕ ТАК, как у других? спросила тётушка Сольвейг своё отражение. – Вот, даже в журнале обо мне пишут… буквами нешотландскими…
Она поднесла страницу ближе к зеркалу и прочитала:
– Неужели я одна такая непутёвая? – сокрушалась тётушка Сольвейг.
«Нет, не одна», – могла бы утешить её собака, которая была кошкой.
Жаль, что она не умела говорить. А то бы рассказала свою историю.
* * *
«А то бы рассказала свою историю…» – подумала Ника и улыбнулась.
Она вспомнила тётушку Сольвейг, у которой получалось всё не так, как у других. И вспомнила её неправильную собаку, которая на самом деле была кошкой.
А ещё Ника вспомнила, как писала первое послание своему хорошему приятелю. Правда, тогда он не был ей приятелем. Узнав о нём случайно, она на другой день расположилась в удобном кресле, взяла чистый лист бумаги, и…
Письмо долго не получалось. Ника переписывала его несколько раз и потому запомнила слово в слово:
Здравствуйте, Тим!
Я узнала о Вас случайно, но мне почему-то захотелось поближе познакомиться с Вами. Я живу где-то здесь: то ли в Шотландии, то ли в Норвегии – точно сказать не могу. Границ в этом мире почти не существует. А Вы живёте где-то там, далеко-далеко… И жизнь Ваша совсем не похожа на мою.
И всё-таки я завидую Вам: ведь это так прекрасно – приходить каждое утро в библиотеку, рыться на книжных полках, пытаясь отыскать нужную книгу. Читатели наверняка благодарны Вам. Как бы мне хотелось оказаться на Вашем месте! Но я занимаюсь музыкой и потому вынуждена каждый день играть гаммы: до-ре-ми-фа-соль– ля-си… А это весьма скучное и утомительное занятие.
Один мой знакомый Музыкант не выдержал – и стал Поваром.
Как-то я заглянула к нему в ресторан:
«Почему ты бросил флейту?»
Он подал мне румяную сардельку.
«Вкусно?»
«Мммм!» – только и сумела я ответить.
«А если б я сыграл бы сейчас „Аве Мария“ Шуберта, да ещё ошибившись бы девять с половиной раз, сомневаюсь, что это бы тебе понравилось бы».
«Но ведь не сардельками едиными сыт человек, – возразила я. – Музыка тоже нужна!»
«Музыка живёт в сердце… – вздохнул Повар, даже не вставив свою любимую частицу „бы“. – Если пальцы и губы не в силах воплотить мелодию в звуках, тогда…»
Он махнул салфеткой и скрылся на кухне.
Но я-то знала (сама слышала!), как он играет по ночам «Аве Мария». И ни разу не ошибается!.. Наверное, ему казалось, что сардельки получаются у него лучше и, значит, доставляют людям больше радости, чем сиплые звуки флейты.
А другой мой знакомый сочинял стихи. И присылал их мне по праздникам. Однажды я получила такие строки:
Моя любимая – на склоне горном.
Пойти искать её? Нет, высока гора.
Повесив голову, лью слёзы на халат.
Она мне подарила полотенце.
Чем отдарить её? Дам ей сову!
Она с тех пор не смотрит на меня.
С чего бы это? На душе тревога…
Я мало что поняла. Вероятно, он был в меня влюблён. Но мне очень захотелось сову. На Рождество я и вправду подарила ему полотенце, на котором вышила зелёными буквами:
ДАЙ МНЕ СОВУ.
Но совы не получила. Как, впрочем, не получила больше ни одного стихотворения. Сначала я решила, что мой знакомый обиделся, – я ведь забыла вышить слово «пожалуйста». Но потом выяснилось, что он неожиданно для всех стал пожарником – самым отважным! Он теперь лихо карабкается по крутым пожарным лестницам, и я не в силах догнать его, чтобы спросить: почему он перестал сочинять стихи?..
Шум с улицы отвлёк Нику. Покинув удобное кресло, она выглянула в окно, вдохнула свежий весенний воздух. На чистой мостовой толпились люди. В центре стоял Астроном и указывал подзорной трубой в небо. Там из-за синего облака выплывала белая луна. На её верхнем краю примостилась сова. Или ворона. Или сова, которая была вороной. Или наоборот… Трудно было разобрать.
«У нас тут забавно, – улыбнулась Ника, подумав о своём хорошем приятеле. – Приезжай-ка, Тим, в гости – убедишься сам. Только не удивляйся ничему, ладно?..»
Она вновь вспомнила тётушку Сольвейг и её неправильную собаку.
– Жаль, что эта собака не умеет говорить… – вздохнула Ника. – А то бы рассказала свою историю…
Собака, которая была кошкой
В одном шотландском городе жила большая чёрная собака. Правда, сначала она была маленькой белой кошкой. Но потом забыла, что она кошка, и стала собакой. По имени Шак.
Лаять Шак не научился, а как мяукать – забыл. Поэтому часто вздыхал, а в дни рождения тихо мурлыкал. Больше всего он любил свежую рыбу. Но хозяйка Сольвейг кормила его консервами для собак. Поэтому Шак научился говорить: «Спасибо, я сыт…» А по ночам он лежал на диване и ждал: не появится ли мышь? Однако мышей в доме не водилось.
А ещё Шак любил гоняться за птицами. Однажды он встретил ворону и погнался за ней. Но ворона взлетела на дерево – вот ведь вредная какая! Тут Шак вспомнил, что он когда-то был кошкой, и полез за вороной.
Увидев, как большая чёрная собака карабкается по стволу, ворона испугалась и улетела в тёплые края. А Шак тоже испугался, потому что успел забраться почти на самую верхушку. От страха он сразу же забыл, что был кошкой. И как надо слезать с дерева – тоже забыл! Тогда Шак уселся на ветку и стал громко вздыхать.
Мимо дерева шёл Почтальон. Услышав вздохи, он посмотрел вверх.
– Так ведь упасть можно! – сказал Почтальон. Слезай скорее, я тебе открытку подарю.
Но Шак только вздохнул.
Тогда Почтальон послал письмо в ближайший ресторан, и вскоре оттуда приехал Повар на велосипеде.
– Слезай! – сказал он Шаку. – Я тебе сосисок привёз.
Но Шак только вздохнул.
– Хочешь, я тебе на флейте сыграю? – предложил Повар. (Ведь на самом деле он был Музыкантом.)
– А я спляшу! – обрадовался Почтальон, который в душе был Танцором. – Только спустись, пожалуйста…
Шак опять грустно вздохнул: не мог же он им сказать, что совсем забыл, как надо правильно слезать с деревьев.
Через полчаса прибежал Полицейский:
– Что это вы тут расплясались под флейту?
– Собаку с дерева снимаем.
– Сейчас я её оштрафую на девять с половиной монет, – пообещал Полицейский. – За сидение в неположенном месте.
И полез на дерево. Он ведь раньше Скалолазом был. Но не долез. Сорвался.
– Дерево не скала, – сказал Полицейский, потирая ушибленное ухо. – Надо доктора вызвать. Ухо что-то разболелось.
Приехал Доктор и удивился:
– Собака на дереве? Да вы все с ума посходили! Вам надо сделать укол.
Доктор поглядел на ветку.
– Кажется, я тоже сошёл с ума, – решил он и увёз сам себя в больницу.
А к дереву подкатила пожарная команда.
– Сейчас мы собаку снимем. У нас лестница есть.
И самый отважный Пожарник полез по лестнице. Но на полпути вдруг остановился.
– Послушайте, – говорит, – что мне на ум пришло:
Сидит собака на дереве…
Ну и пускай сидит!
Может, ей там понравилось -
Зачем же её снимать?
Все захлопали: хорошие стихи получились у Пожарника. Ведь он когда-то Поэтом был. На всякий случай решили ещё пригласить известного Собаковеда.
Тот долго рассматривал Шака в подзорную трубу.
– Вероятно, какая-то новая порода, – определил Собаковед. – Я вообще-то плохо в них разбираюсь. Мне больше астрономия по душе. Я лучше Луну буду наблюдать… – И он направил трубу в солнечное небо.
Тут и хозяйка Сольвейг с работы вернулась. Из норвежского города Осло.
– Зачем это вы здесь столпились? – спрашивает.
Тогда Почтальон, который был Танцором, Повар, который был Музыкантом, Полицейский, который был Скалолазом, Доктор, который увёз сам себя в больницу, Пожарник, который был Поэтом, и Собаковед, который был Астрономом, дружно ей отвечают:
– Мы решаем сложный вопрос.
– Какой? – заинтересовалась тётушка Сольвейг. Она как раз была консультантом по сложным вопросам.
– Снимать собаку с дерева или не снимать?
Тётушка глянула вверх.
– Конечно, снимать! – закричала она. – Вот только как?
– Надо дровосека позвать, – предложил Доктор, который увёз сам себя в больницу. – Пусть дерево повалит!
– Не надо, – возразила тётушка Сольвейг, – лучше я консервов принесу.
– Спасибо, я сыт… – грустно вздохнул Шак.
В это время Рыболов шёл мимо и полное ведро рыбы нёс.
– Может, собаку рыбкой угостить? – спросил он.
А Шак как увидел свежую рыбу, так сразу вспомнил, что он был кошкой. И как надо с дерева слезать – тоже вспомнил! Мигом соскочил он вниз и слопал всю рыбу.
– А мне не жалко, – сказал Рыболов. – Я ведь рыбу просто так ловлю. Я ведь на самом деле Дровосек…
Но никто его не слушал. Все были рады, что Шак с дерева слез. И ещё удивлялись, как он туда сумел забраться?! Они ведь не догадывались, что перед ними собака, которая была кошкой.
Вот такая история случилась в шотландском городе Глазго. Который был норвежским городом Осло. Или наоборот?.. Впрочем, это не столь важно.
А важно то, что тётушка Сольвейг захотела на радостях подарить Рыболову свою быстроходную машину БМВ.
Но потом передумала. И подарила кактус, который был фикусом.
– Только он на пол шлёпается, – предупредила она, – av og til2
Время от времени (норв.).
– Не беда! – сказал Рыболов, он же Дровосек. – Я обожаю фикусы, особенно если они кактусы. Пусть себе шлёпаются!
В общем, так у них в конце концов всё перепуталось, что трудно было разобрать, где то, а где сё… Но это уже другая история…
* * *
«Но это уже другая история…» – подумал Тим и улыбнулся.
Он представил себе тётушку Сольвейг, у которой получалось всё не так, как у других. И её неправильную собаку, которая была кошкой.
А ещё ясно представилось Тиму, как получил он первое послание от своей хорошей приятельницы. Правда, тогда она не была ему приятельницей. С трудом разобрав слова на неведомом языке, он на другой день устроился на шатком табурете, взял чистый лист бумаги, и…
Ответное письмо долго не получалось. Тим переписывал его несколько раз и потому запомнил слово в слово:
Здравствуйте, Ника!
Я был приятно удивлён, получив Ваше послание. И мне тоже захотелось познакомиться с Вами поближе. Я живу далеко-далеко от Вас, и тут, конечно, всё совсем не так, как в Шотландии или в Норвегии.
Но несмотря на столь глубокие различия в наших жизнях, мы весьма похожи друг на друга. Мне почему-то даже показалось, будто мы – один и тот же человек. Или человеки… В общем, люди.
А вот завидуете Вы мне напрасно. Не так уж это приятно – каждое утро тащиться в библиотеку, рыться на пыльных полках, пытаясь найти отсутствующую книгу. Но читатели благодарны мне. Когда же выпадает снег и читатели не могут пробраться к дверям библиотеки, мне приходится брать лопату и расчищать снежные заносы. Как дворнику. За это читатели благодарны мне вдвойне.
Если честно, то я сам Вам завидую, потому что всегда мечтал заниматься музыкой. Вы утверждаете, что играть гаммы – скучное и утомительное занятие. Возможно… Но я согласился бы на всё, лишь бы исполнить когда– нибудь «Аве Мария» Шуберта без единой ошибки. Как Ваш знакомый Повар, который в душе действительно Музыкант. Он слышит музыку, что живёт в его сердце. И трудно понять, почему он променял флейту на румяные сардельки.
Зато другой Ваш знакомый не зря стал пожарником. И я, пожалуй, могу даже угадать, что бы он ответил, если б Вам удалось догнать его на крутой пожарной лестнице и спросить:
«Почему ты перестал сочинять стихи?»
«Потому, – ответил бы он, – что у меня не получается выразить в словах те чувства, которые теснятся в моей душе».
«А как же твои последние строки о потерянной любви? – возразили бы Вы. – Мне тогда так захотелось сову…»
«Важно не только видеть мир по-своему, надо ещё уметь сказать об этом так, как никто до тебя не говорил. А те стихи, я чувствовал, кем-то когда-то уже были созданы. Зачем повторяться?»
«Но почему ты стал именно пожарником?»
«Если мне не дано создавать новое, – вздохнул бы он, – пусть уж я буду оберегать старое. Хотя бы от жестокого огня…»
И он верно чувствовал, этот отважный Пожарник. Ещё задолго до него китайский писатель Чжоу Шу-жэнь сочинил точно такие же строки. Или даже писатель Лу Синь. Впрочем, это был один и тот же человек.
Так часто случается: чувствуешь тайну, а рассказать не можешь. Когда же это удаётся, оказывается, что тайна давно известна всем. И больно делается душе…
Шум с улицы отвлёк Тима. Покинув шаткий табурет, он выглянул в окно, вдохнул дымный осенний воздух. На грязной мостовой собралась толпа. Все глядели куда-то в сторону, ожидая трамвая № 9 (с половиной).
«Жаль, Астронома нет… – с грустью подумал Тим. – И некому разглядеть в подзорную трубу: далеко ли трамвай? Долго ли ещё ждать?..»
Он вернулся мыслями к своей хорошей приятельнице и улыбнулся: «Сделаю-ка я для Ники сову! Из картона». И взялся за тупые ножницы.
Сова получилась чуть кособокой и с виду неказистой: не то сова, не то стрекоза. Или сова, которая была стрекозой. Или наоборот… Трудно было разобрать.
На её спине Тим старательно вывел зелёным карандашом:
Я даю тебе сову…
Хоть она моргает томно,
Стрекозою назову
эту птицу из картона.
Силуэт её косой
контур гибкий превратится,
потому что стрекозой
стать мечтает эта птица.
Едва он поставил точку, как пернатое насекомое выпорхнуло в окно.
– Куда?! – воскликнул Тим. – Зима уж на носу! – Он махнул рукой: – Хотя она из картона! Ей никакой мороз не страшен… Но что теперь подарить Нике?
Он ясно представил, как поедет к ней в гости. Вот прямо сядет в трамвай – и в путь!.. Туда, где не существует границ, где всё так перепуталось, где даже кактусы похожи на фикусы.
– Интересно было бы рассказать потом об этом… вздохнул Тим. – Но это уже другая история…
Внимание! Это ознакомительный фрагмент книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента ООО "ЛитРес".
Волк
От меня уехал Волк.
Я кормил его капустой,
Видно, этот овощ вкусный,
Видно, кушать он не мог.
Волк уехал от меня.
Сколько зверя не кормите,
Для него природы нити
Крепче толстого ремня.
Он уехал в дальний лес,
Где растут деревьев тыщи.
И построил там жилище,
И в него, довольный, влез.
А потом глядит вокруг,
А внутри жилища - пусто...
Где же ты, моя капуста?
Где же ты, мой верный друг?
Ночью Волк сидит на пне,
На луну тоскливо воя...
Видно, нет ему покоя.
Видно, помнит обо мне.
Без ботинка
Шел по улице прохожий.
Был он ростом невысок.
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге – носок.
«Это, видимо, ученый, –
Каждый вслед ему глядел, –
Который так глубоко задумался над научной проблемой,
Что ботинок не надел!»
А прохожий шел угрюмо,
У него носок промок.
Это был Семен Семеныч –
Знатный, кстати, педагог.
У него сегодня дома
Разыгрался жаркий бой:
Поругались два ботинка
Из-за щетки обувной.
И в конце концов решили:
Жить отныне – только врозь!
И хозяину ботинки
Помирить не удалось.
Так и шел Семен Семеныч,
Хоть и был он педагог...
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге –
совсем ботинка не было.
О коровах
На травке
у леса густого
паслась луговая корова.
А в море,
водою плеская,
ныряла корова морская.
И где-то
на дерево ловко
карабкалась божья коровка...
Везде успевают коровы:
коровы –
они будь здоровы!
Как ловкий бегемот гонялся
за нахальной мухой в тесной комнате,
где было много стеклянной посуды
НЕмножко НЕобычное НЕстихотворение
Ж
ЖЖЖ
ЖЖЖЖЖЖЖЖ
ЖЖЖЖЖ
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
БАЦ!
ЖЖЖЖ
Ж... Ж...
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
БАЦ! БАЦ!!
ЖЖЖЖЖЖ
БАЦ! БУМ! ДЗИНЬ!..
ЖЖЖЖЖЖ
ТОП.
ЖЖЖЖ
ТОП – ТОП.
ЖЖЖЖЖЖЖЖ
ТОП – ТОП – ТОП.
ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ
ШЛЕП!!!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ШМЯК.
И стало тихо.
Костюм для черепахи
В далекой пустыне
жила Черепаха.
Была Черепаха
большая неряха:
ходила в одежде
измятой и рваной,
не пользуясь
ни туалетом,
ни ванной.
Хоть часто меняла
наряд Черепаха,
но быстро рвалась
за рубахой рубаха.
Когда это дело
совсем надоело,
взяла Черепаха
и панцирь надела.
С тех пор
так и ползает
с видом угрюмым.
И панцирь ей служит
надежным костюмом:
не мнется,
не рвется,
всё время на месте –
на целых сто лет...
или даже на двести!
Мышиный поселок
На небо вскарабкался лунный осколок –
В подвале проснулся Мышиный поселок.
Во тьме
Паровоза послышался свист:
Катает мышей
Удалой мЫшинист.
На площади – шум
И мышей мЫшанина.
Повсюду спешат
За мЫшиной мЫшина.
Внизу под мышами
Шуршит мЫшура.
Вверху над мышами
Жужжит мЫшкара.
Ученые мышки полны размышлений...
МЫшок мЫшинально ворует мЫшенник...
Мышата смышленые,
Спрятавшись в тень,
Всю ночь из мЫшкета
Стреляют в мЫшень...
Но утром опустится лунный осколок –
Уснет на рассвете Мышиный поселок.
И мама шепнет мне:
«Тимоша, вставай!..».
А я ей отвечу:
«Я сплю... Не мЫшай...».
Воскрысный крыссворд
Как-то вечером Крыса подпольная
Губки яркой помадой накрЫсила
И, обувшись в крЫссовки спортивныя,
Сразу стала крЫсавицей писаной!
Вот уселась она и крЫсуется,
Наблюдая за крЫсками вечера
И крЫснея от ушек до хвостика.
В гости ждет не дождется крЫсавчика.
Долго тянется время воскрЫсное,
И крЫсотка задумчиво думает:
«Хоть бы крЫсноармеец пожаловал
С крЫстовиной сугубо военною.
НаскрЫсти мы смогли бы достаточно
Сытной пищи в домашних окрЫстностях,
А затем предались б крЫсноречию
О прекрЫсном искусстве художников...».
Только вместо крЫсавца пожаловал
Вдруг крЫстьянин нежданно-негаданно,
А лицо у него крЫснолицее –
Не крЫснуха ли это заразная?
Как сумел он подкрЫсться на цыпочках?
Надо что-то укрЫсть на прощание!
И, схватив пару соли крЫсталликов,
Быстро юркнула Крыса в убежище.
Там уселась она в крЫсло мягкое
И, скрЫстив свои лапки мохнатыя,
Сей крЫссворд стала молча разгадывать,
Что под рубрикой «Крыса поехала».
Автобусное незнакомство
В автобусной давке я шумно пыхтел -
людьми и авоськами скомкан.
И вдруг за стеною спрессованных тел
мелькнуло лицо незнакомки.
Глаза - малахиты, а волосы медь.
Преодолевая усталость,
мне губы шепнули:
- Давай терпеть!
Наверно,
Недолго осталось...
Болела зажатая дверью рука,
валялся башмак у порога.
Но мне показалось:
дорога легка!
И стало свободней...
Немного.
Борьба с инфекцией
Ветер выл,
как воют сто зверей.
Дождь по листьям колотил упруго.
Я и друг
стояли во дворе,
в тишине беседуя друг с другом.
Друг чихххнул!..
И маленький микроб,
вылетев из дружеского носа,
специально постарался,
чтоб
угодить ко мне в ноздрю
без спроса.
Но,
попав в гостеприимный нос,
микроорганизм устроил подлость:
он ущерб хозяину нанес,
заразивши носовую полость.
Я чихххнул -
не раз, а целых три!
Да и не понадобилось боле,
чтобы внутрь дружеской ноздри
гадкого микроба отфутболить.
Долгую беседу мы вели,
между слов чихххая многократно.
А микроб
в двух метрах от земли
двигался
туда → сюда ← обратно...
Наконец,
он рухнул под забор.
Я и друг
обрадовались оба:
дали мы инфекции отпор,
начихххав
на вредного микроба!
В порыве нежности
Сквозь обворожительный туман
Ехал я куда-то
С милой девой,
Обхватив ее рукою левой,
А рукою правой сжав карман.
Дева мне шепнула:
«Отчего ж
Вы кармана щупаете нити?
Лучше в плен объятий заключите,
Чтобы я не чувствовала дрожь...»
Ощущая нежности порыв,
Обуянный надлежащей силой,
Обнял я фигуру
Девы милой,
Свой карман нарочно отпустив.
Из кармана вылезла змея -
То ли анаконда,
То ли кобра, -
И на деву глянула недобро
Живность ядовитая моя.
Дева от испуга сразу в крик!
Я змею ударил больно в ухо
И сказал:
«Ну, что же ты, старуха?»
А змея:
«Ну, что же ты, старик?..»
Визит
Я к Вам пpишел однажды по утpу,
Когда Вы сильно спали на диване.
Румяный кит баpахтался в стакане.
И муха кувыpкалась на ветpу.
Я двадцать шесть минут смотpел на Вас,
Обвоpоженный видом живописным, -
Похожий то на пеpстень с аметистом,
А то на стаpомодный таpантас.
Вы спали, обнаженная до плеч.
И мысль меня точила, как отpава:
«Имею ли я нpавственное пpаво
На часть дивана с Вами pядом лечь?»
Пока я был во власти сквеpных дум,
А также сокpовенных устpемлений,
Вы скpомно выгибали pяд коленей
(Меня влекло обычно только к двум.)
Вместе с Жуком
Однажды
жутко жирный Жук
заполз ко мне в сапог.
Он иждавал жужжащий жвук,
а я жужжать не мог.
Он желтый желудь
жадно грыз
(таков его удел),
потом кружил:
то вверх,
то вниз.
А я так не умел.
Его шесть ног
(а может, рук)
пожав ему подряд,
я понял вдруг,
что этот Жук -
мой друг
и даже брат.
Хотя
с товарищем Жуком
мы не похожи,
но
ходить под солнцем
босиком
нам вместе суждено.
И бодро мы вперед пошли,
как будто на парад.
И все животные Земли
шагали с нами в ряд.
Светило солнышко в глаза:
хи-хи,
хо-хо,
ха-ха!..
Военная тревога
Для счастья надобно немного:
пирог,
варенье
и зефир.
Но вот военная тревога
нарушила покой квартир.
Военные надев ботинки,
Военные обув штаны,
Я вылезаю из кровати,
Чтоб защитить покой страны.
Сурово пью кефир военный,
Жую военный помидор -
И отправляюсь постепенно
Врагу достойный дать отпор.
А дочь моя лежит в кроватке
и видит детский сон о том
как смелый папа на лошадке
с коварным борется врагом
он ловко скачет с папиросой
навстречу лютому врагу
а ветер с папиного носа
срывает хрупкие очки
потом еще пиджак срывает
потом военные штаны
потом военные ботинки
(ценою в 42 рубля)
а папа без очков не видит
но скачет на лихом коне
навстречу ядерным ракетам
подводным лодкам и т.п.
и враг
в биноклю наблюдая
раздетый папин организм
вдруг неуклонно понимает
что значит русский героизм
он рвет секретную бумагу
и убегает наутек
а папе скоро за отвагу
дадут Почетный Молоток!
Не дали...
И дадут едва ли
хотя бы часть от Молотка.
Ведь даже маленькой медали
еще не дали мне пока.
Тревогу отменили вскоре -
была учебною она.
А мир
(особенно на море)
гораздо лучше,
чем война.
Время добрых зверей
Я в Африке не был ни разу.
В Америке - тоже я не...
Сухарь
не давал дикобразу,
чтоб он покатал на спине.
Змея не кусала в полыни,
не щупал в реке осьминог
и даже, представьте, поныне
не бегал за мной носорог.
Да сколько ж такое продлится?
Не видно ж такому конца...
Пускай забодала бы птица,
пускай заклевала б овца!
И вдруг открываются двери,
и вижу я
(будто во сне),
как разнообразные звери
рысцою несутся ко мне -
несутся, представьте, рысцою
из джунглей,
пустынь
и морей...
Меня напоили росою
и дали мешок сухарей.
Я тоже,
что мог,
отдавал им,
хотя уж и был полужив.
Укрыли меня одеялом,
сперва на кровать положив.
«Покуда о нас не забудешь, -
шептал мне седой дикобраз, -
не раз ты в Америке будешь.
И в Африке - тоже не раз...»
Какая-то мощная сила
помчала секунды быстрей.
И понял я,
что наступило
ВРЕМЯ
ДОБРЫХ
ЗВЕРЕЙ.
Встреча
В чистом поле утром рано
Шел Иван Кузьмич.
Вдруг на голову Ивана
Шлепнулся кирпич.
Молвил Ваня: «Всяка рухлядь
Так и норовит
На макушку сверху рухнуть,
Как метеорит!»
А Кирпич вздохнул: «Доколе
Мне терпеть напасть,
Если даже в чистом поле
Некуда упасть?
В океане и в саванне,
В кресле, на печи -
Всюду попадутся Вани,
Всюду Кузьмичи!..»
Голые животные
У животных нет одежды
Ни для ног и ни для рук.
Ходят звери, как и прежде,
Без ботинок и без брюк,
Без носков и без рубашек,
И, простите, без трусов -
От малюсеньких букашек
До огромнейших слонов.
Вот одеть бы их по моде,
Нарядить и так и сяк,
Чтоб, гуляя на природе,
Люди видели бы, как
Щеголяют бегемоты
В разноцветных пиджаках,
А коровы носят боты
На высоких каблуках.
Впрочем, это лишь надежды,
Вызывающие смех.
У животных нет одежды -
Только шкура, только мех.
Только мех и только шкура
От копыт и до горба:
Уж такая их натура.
Уж такая их судьба.
Два отца
На лужайке
сидел Рыболов,
терпеливо
копал червяков.
Увидал Рыболова
Скворец
и решил:
«Настоящий отец!
Ищет корм
даже лучше,
чем я, -
видно,
тоже большая
семья».
До будущего лета
Уходит тихо Лето,
Одетое в листву.
И остаются где-то
Во сне иль наяву:
Серебряная мушка
В сетях у паука,
Невыпитая кружка
Парного молока.
И ручеёк стеклянный.
И тёплая земля.
И над лесной поляной
Жужжание шмеля.
Приходит тихо Осень,
Одетая в туман.
Она дожди приносит
Из зарубежных стран.
И листьев жёлтых ворох,
И аромат лесной,
И сырость в тёмных норах.
А где-то за стеной
Будильник до рассвета
Стрекочет на столе:
«До бу-ду-ще-го ле-та,
До бу-ду-ще-го ле-...»
Жена не спит
Ночью
ветра слышен стон.
Гулко тикает будильник.
Снится мне
кошмарный сон:
я -
тяжелый холодильник!
Я - железный агрегат,
снедью доверху набитый.
У меня внутри лежат
и продукты,
и напитки...
Увлеченный жутким сном,
не похож на мудреца я:
рот во сне открыт,
а в нем
лампа тусклая мерцает.
Где же опытный монтер
холодильной установки?
Мой измученный мотор
тарахтит без остановки!
Так и сплю -
мотор сипит,
лампа светит небольшая...
А жена моя не спит:
шум и свет
ей спать мешают.
Запасная нога
Наслаждаясь осенью волшебной,
я гулял однажды под луной
и с одной Собакою служебной
встретился на улице ночной.
У нее висело две медали
«За отлов опасного врага».
Я спросил Собаку:
не нужна ли
ей случайно пятая нога?
И Собака звонко отвечала,
что была б готова голодать -
лишь бы только
с самого б начала
пятою б ногою обладать.
Сколько бы врагов она поймала,
запасной орудуя б ногой,
чтобы по указу генерала
ей вручили б
орден боевой!
Я сказал Собаке,
дав конфету:
- Пусть погибнут Родины враги!
Только у меня, признаться, нету
запасной, как видите, ноги.
А Собака очень огорчилась
и ушла -
печальная совсем.
Заслуженная награда
Уже смеркалось.
Слесарь Дикобразов,
окончив труд,
шагал по мостовой.
И полную корзину дикобразов
он торопливо нес к себе домой.
Но слесаря с животными не ждали
и потому устроили скандал:
мол, дикобразам место в Сенегале -
так пусть он их отправит в Сенегал!
Всю ночь в корзине мерзли дикобразы
без одеялов и продуктов без...
А мимо них неслись не то КамАЗы,
не то машины марки «Мерседес».
Под утро вышел дворник Чистопузов,
помахивая ивовым прутом, -
специалист по переноске грузов,
составленных из мусора притом.
Доставив груз к воротам зверобазы,
он бормотал до утренней зари:
- Оно, конечно, с виду дикобразы,
но тоже звери, что ни говори...
На зверобазе дворника не ждали,
но обещали,
что за честный труд,
хоть и не смогут дать ему медали,
но всё равно чего-нибудь дадут.
Уже светало.
Дворник Чистопузов
усталый, но довольный шел домой
и нес большой аквариум медузов -
в награду за поступок трудовой.
Звериный сонет
Напрасно время жизни берегу:
Мои года в лесу Кукушка сверит,
Где рыскают понятливые звери,
Питаясь непонятливым рагу.
Досадно спотыкаясь на бегу,
Противнику сдаваться не намерен.
Ко мне придет на помощь Сивый Мерин
И отнесет к Овсяному Стогу,
Где не бывает подлости и лести,
Где Бабочка и Тигр играют вместе,
А Ветер, забывая вой и стон,
Шепнет уютно, дуя в Стог Овсяный,
Что величают Бабочку Сусанной,
А Тигр носит имя Спиридон.
Знак вопроса
Я курю.
Из папиросы
вылетает бледный дым.
Образуя знак вопроса,
дым становится седым.
Месяц красный,
будто окунь -
осторожен и колюч -
в сонный омут
черных окон
выплывает из-за туч.
Где-то пахнет пирогами.
Дверь закрыта на засов.
Машут длинными руками
стрелки башенных часов.
Спит водитель дядя Федя -
он устал за целый день.
И во сне куда-то едет,
нажимая на педаль...
Мысли острая рапира
протыкает сверху вниз
неопознанного мира
совершенный организм.
Мир загадочен,
как ребус...
Но,
свободою влеком,
электрический троллейбус
хочет стать грузовиком.
Почему судьба за это
норовит ударить в нос?
Не могу найти ответа
на поставленный вопрос.
Потому на барабане
я учу играть мышат.
И валяется в чулане
мой дырявый парашют.
Изготовление дождя
Я в конструкторы пошел бы!
Пальцев сдерживаю дрожь
и внутри изящной колбы
изготавливаю дождь:
газ летучий,
лес дремучий,
озера сковороду
и упитанную тучу
в колбу хрупкую кладу.
Упадут из тучи капли
на ветвей густую сеть -
в небесах
турецкой саблей
будет радуга висеть!
Но, увы,
дождя разгула
не сработал механизм:
тускло молния сверкнула,
слабый гром
сорвался вниз.
Дождь споткнулся неуклюже,
колбы лопнуло стекло...
И коричневая лужа
на ботинок
потекла.
Исповедь
Я люблю глядеть на деву,
Как она идет одна.
Слышу сладкие напевы:
Ля-ля-ля
И на-на-на.
Вот одна нога ступает,
А затем - еще одна:
Дева пухлая такая!
Вся насквозь она видна.
Если был бы я поэтом,
Я б такое написал,
Что сломались бы при этом
Все верхушки вострых скал.
Но не буду я поэтом -
Это мне не по плечу.
Я пузатым самолетом
В белом небе полечу,
Вспоминая, как мальчишкой
Я ловил пернатых кур...
То ли старым стал я слишком,
То ли лысым чересчур?
Самолет летит стрелою -
Только негде сесть ему.
Ходят девы подо мною,
Ходят девы:
Му-му-му...
История Слона
Где-то в Африке Центральной,
толстым хоботом силен,
жил на редкость натуральный
и не в меру свежий Слон.
И под жаркими лучами
он гулял как чумовой
с непокрытыми плечами
и с такой же головой.
То к навозу прикасался,
то садился в лужу он...
И внезапно оказался
чересчур несвежим Слон.
Пыль скопилася на лапах,
стала потною спина.
И какой-то
скверный запах
появился у Слона.
Но его слониха Даша
от Слона бы
ни за что
не ушла бы,
если б даже
он испортился б совсем.
Потому что увядает
свежесть тела иногда.
Но зато не покидает
свежесть чувства -
никогда!
К вопросу о движении комет
(Урок первоначальной астрономии)
Комету в небе видели вчера.
Она летела тихо и устало,
составленная
то ли из металла,
а то ли из простого серебра.
А я,
надев поношенный лорнет,
искал во тьме съедобные коренья,
пытаясь написать стихотворенье
«К вопросу о движении комет».
Со мной бродил
совсем бродячий пес,
едва стоявший на последних лапах,
однако тонко чувствующий запах,
витавший между ветками берез,
где ползали жуки,
ужи,
ежи
и жирные животные жирафы,
похожие на шкаф
(а может, шкАфы).
Хоть суть была одна -
как ни скажи.
Подвластные движению Земли,
они в пространстве мчались
еле-еле.
Куда? Зачем?
Уразуметь хотели.
Уразуметь, конечно, не смогли.
Комета же летала до утра,
пока мы с псом бродили,
где попало...
составленные
то ли из металла,
а то ли из простого серебра.
Как откормить свинью
Я гулял по французской улице
(А короче - по авеню)
И увидел брошюру с названием
«КАК ОТКОРМИТЬ СВИНЬЮ».
Ознакомившись с оглавлением,
Я от радости сел
Сам не свой:
Мне сначала весьма понравилась
глава «Уход за свиньей».
А потом задрожал я,
Как дерево,
Совокупностью тощих форм,
Обнаружив главу аппетитную,
Называвшуюся «Откорм».
И мечтал я о том,
Чтобы кто-нибудь
(Доживу ли до этого дня?)
Сочинил бы брошюру с названием
«КАК ОТКОРМИТЬ МЕНЯ».
Но,
Опять пошуршав страницами,
Чуть не выкурил
Семь папирос:
Чрезвычайно смутила глава меня,
Называвшаяся... «Опорос»!
А заметив в конце оглавления
Неприятное слово «Убой»,
Я подумал:
Не надо откармливаться -
Лучше буду,
Как прежде,
Худой.
* * *
Какие необъятные миры
Вверху неторопливо проплывали,
Пока внизу мы прятались в подвале
Согласно глупым правилам игры.
А нынче лишь пустые комары
Спешат гурьбой в заоблачные дали,
Усердно нажимая на педали, -
Повадки их коварны и хитры.
Навстречу им плывет пузатый слон
И робко машет длинными руками,
Пытаясь путь загородить веслом...
Но, сколько б глупость в ум ни облекали,
Останется чудесным небосклон -
И места хватит всем над облаками.
Кукиш с маслом
Весь мир наполнен вкусною едой,
что плавает, гуляет и летает,
друг друга неустанно уплетает
в воздэхе, на земле и под водой.
Вот облако свернулось колбасой.
Голодный ветер облако глотает.
А время, как мороженое, тает;
а жизнь идет, как валенок босой.
Но в мире есть особая еда:
она с тобой находится всегда
(и в магазине ты ее не купишь).
Когда возникнет острая нужда,
сложи умело аппетитный Кукиш -
и с маслом жуй его, туда-сюда!
Лунная сказка
Снова ночь пришла на небо -
И Луна висит опять.
Лунный Заяц в сонный город
Отправляется гулять.
Он крадётся по бульвару,
На котором шум умолк.
Зайцу Лунному навстречу
Ковыляет Лунный Волк.
Рассказав ночные вести
На пустынной мостовой,
будут лакомиться вместе
Шоколадною звездой.
А потом наступит утро,
Как бывает по утрам.
Лунный Волк
И Заяц Лунный
Разбегутся по углам.
Аккуратный дворник Ветер
Выйдет с ветреной метлой.
От звезды блестящий фантик
Ловко сдует с мостовой.
Любовное послание
Ваша личность, конечно же, дивная!
Но скажу Вам без тени смущения:
Вы - реальность вполне объективная,
даже данная мне в ощущениях.
Добываю любовь, как старатель, но...
не сторонник ее проявления.
Страсти пылкие спрятав старательно,
я исследую сущность явления:
как в натуре поступки различные
формируют в субъекте потребности
изменять отношение к личности
с чувства ВЕРности на чувство РЕВности?
Дело в том, что любовь быстро портится.
Где найти сохранений рецепты бы?..
А тем временем Ваши пропорции
ощущают чужие рецепторы.
Жизнь, однако, течет замечательно:
то провалы, то спуски пологие...
И запутался я окончательно
в утомительной терминологии.
Ваше сердце - на части делимое,
а душа - как холодная ванная.
Вы - реальность вполне ощутимая,
только мне
объективно
не данная.
Между Небом и Землей
Дождь гуляет
мокрым волком
между небом и землей -
над космическим поселком,
называемым Землей.
От дождя
в душе истома.
Но судьбу не обмануть:
может,
мы уйдем из дома
через несколько минут -
в место,
где над облаками
Солнце вечное живет
и не топчет каблуками
бесконечный небосвод.
На секунду обернемся,
уходя за Солнцем вслед:
может,
мы еще вернемся...
через много тысяч лет.
* * *
Мне с детских лет
пока лежал в коляске,
про институт
рассказывали сказки.
(Родился я в студенческой
семье, а вырос...
на студенческой скамье).
И слушал я, гуляя по манежу,
Что в институте маму
с папой режут.
Я рано понял:
нет страшней врага,
чем злая ведьма -
сессия-Яга!
Про сопромат
рассказывал мне на ночь
наш друг семьи -
студент Семен Иваныч.
И мне с тех пор
немало лет подряд
казался Бармалеем
сопромат...
И в результате,
взвесив аргументы,
я в страшный вуз
не подал документы.
Об этом не жалею,
и сейчас -
хожу спокойно в школу.
В первый класс.
На Патриарших прудах
Висело солнце на гвозде,
Укутанное одеялом,
Утратив верность идеалам
Светить всегда, светить везде;
Вода, застывшая куском
Не то смолы, не то мазута,
Была раздета и разута,
В ней звезды плавали гуськом;
Большая птица, или две,
Среди намокших звезд купалась,
Твое колено выгибалось
Углом латинской буквы V,
И только тонкая игла,
Что сердце чуткое колола,
Слегка робела, но колола...
А что она еще могла?
Напрасные мечты
Как заманчиво стать астрономом,
со Вселенною близко знакомым!
Часто слышать,
как шепчут кругом:
«Вон Собакин пошел...
Астроном!»
Это было бы вовсе не дурно:
наблюдать за орбитой Сатурна,
любоваться созвездием Лиры,
обнаруживать черные дыры...
и трактат сочинить непременно -
«ИЗУЧАЙТЕ ГЛУБИНЫ ВСЕЛЕННОЙ».
Мне хотелось бы стать астрономом,
по ночам на работу влекомым.
Но напрасны все эти мечты:
я ведь с детства
боюсь темноты.
Народная примета
Не умеют летать поросята
Животом ни вперед, ни назад.
Может быть, и умели когда-то,
Но теперь никуда не летят.
Слишком слабыми стали копытца,
И короткими слишком хвосты.
Им бы только в грязи копошиться,
Набивая едой животы.
Темнота наступает густая,
И во сне им привидится вдруг,
Как летит поросячая стая,
Направляясь на солнечный юг.
А народ, покидая постели,
Утепляет получше дома:
Поросята на юг улетели -
Значит, скоро начнется зима.
Одиноко...
В Антарктиде много снега.
И вдобавок много льда.
Кроме этого, вдобавок
нет там больше ничего.
Бродят хмурые пингвины
голубой равнины средь.
А кругом одни пингвины -
просто не на что смотреть!
Ах, умели бы пингвины
вдоль по воздуху летать,
полетели бы пингвины
прямо в Африку тогда,
чтоб вдали от Антарктиды
самолично, так сказать,
всяких там зверей увидеть
и себя им показать.
В Антарктиде нет жирафов,
нет верблюдов,
нет слонов...
Даже славные африканские бегемоты
там почему-то совсем не живут.*
И поэтому пингвины
дни и ночи напролет
видят бледные картины:
сверху - снег,
а снизу - лед.
ОДИНОКО...
Ветер свищет,
вероломно дуя в грудь.
А пингвин упорно ищет
хоть кого-бы-то-нибудь!..
С ледяной ныряет глыбы
в бесконечный океан,
но и там,
помимо рыбы,
не встречает никого.
* Тут у меня что-то не совсем получилось (Автор)
Одуванчики для крысы
В научном подвале Лумумбы Патриса
жила необычная Желтая Крыса.
Она отдала бы печенье и торт
за то,
чтоб поехать на южный курорт.
Любой согласится:
приятного мало
всю жизнь провести в помещенье подвала,
ни разу не слышав,
как чайки кричат,
ни разу не видев,
как рыбы молчат.
И часто мечтала подвальная Крыса,
что будто гуляет в тени кипариса,
а вечером теплым глядит из окна,
как бьется о берег морская волна.
Но вместо прибоя о кромку причала
внутри у нее что-то глухо урчало.
И песни холодные пела метель,
скрипучие ставни срывая с петель.
Тогда вылезала голодная Крыса
и скромно питалась остатками риса,
и горькие слезы душили ее.
И не было в мире печальней ее!
А я в это время
под песни метели
вот эти стихи
сочинял на постели,
забыв про печенье
и даже про торт, -
мне тоже хотелось
на южный курорт,
хотелось нарвать одуванчиков с клумбы,
отправить в подвал их Патриса Лумумбы,
послав Желтой Крысе
горячий привет…
Как жаль,
что зимой одуванчиков нет.
Опасная профессия
Одним успех почти неведом,
Другие же известны всем.
А я работаю обедом
В столовой №27.
Меня готовит тётя Глаша,
Чтоб накормить простой народ.
В моём составе - щи да каша
(А может быть, наоборот).
Когда я становлюсь холодным,
То согреваюсь у огня.
Товарищ, будь всегда голодным,
Чтоб с аппетитом съесть меня!
Моя профессия опасна -
Почти раздет, совсем разут...
Хотя, надеюсь, не напрасно
Меня кусают и грызут.
Вы без меня не проживёте,
Желает каждый вкусно есть.
Скажите мне, что вы жуёте,
И я скажу вам, кто вы есть.
Мы с вами близкие соседи,
Не нужно на судьбу роптать:
Пусть я сегодня буду съеден -
Мы завтра встретимся опять.
Откровение гусеницы
Как только луна
В обрамление окон
Войдет добровольною узницей,
Я под одеяло,
Как в стеганый кокон,
Вползаю противною Гусеницей.
И там размышляю
О чем-нибудь мудром,
Застыв цилиндрической палочкой.
И кажется мне,
Что из кокна утром
Я выпорхну милою Бабочкой.
Но утро приходит -
И солнце на лужу
Сквозь облако
Светит растерянно...
Из кокона
Я выползаю наружу
Невинные портить растения.
Памятник Синим Трусам
Мои Трусы! Я обращаюсь к вам,
хотя тоской полна моя утроба:
ведь расползлась фактически по швам
сия деталь мужского гардероба.
А помните ли вы тот первый миг
(тогда я был худым, как хворостина),
когда контакт застенчивый возник
моей ноги и вашего сатина?
Вы были неприступны - как броня,
хоть нитками суровыми зашиты.
И много лет служили для меня
надежным средством индивид-защиты.
Вы были несгибаемы, как сталь,
и не боялись ненасытной моли.
Я вместе с вами пионером стал,
а после оказался в комсомоле.
Мы были неразлучны там и тут:
во вторник зимний, в летнюю субботу...
Мы вместе поступали в институт,
опаздывали вместе на работу.
И даже в те интимные часы,
когда я с дамой нежился на ложе,
мой верный спутник - Синие Трусы -
с хозяином не расставались тоже.
А сколько посетили мы вокруг
различных туалетных помещений!
Для скольких многочисленных подруг
служили вы объектом восхищений!
Бывало, вы спускались до колен;
бывало, поднимались вверх... и теми
трусами мог гордиться б каждый член-
-корреспондент научных академий.
С тех пор уже прошло немало лет,
и в результате на известном месте
оставили года жестокий след
посредством дырок и других отверстий.
Мои Трусы, настал разлуки час:
в подлунном мире ничего не вечно.
И, вероятно, вынужден я вас
оставить, к сожалению, навечно.
Пусть ветер жизни дует в парусы!
Пусть наша цель теряется в потемках...
Я не забуду вас, мои Трусы,
И расскажу о вас моим потомкам.
Вам памятник потомки отольют.
И в честь Трусов поэта (через годы)
в стране устроят праздничный салют
и назовут морские пароходы.
Пел Соловей
Июнь.
Дремала ночь.
Пел Соловей...
Пел Соловей -
то нежно,
то надсадно.
И гибкий звук
дрожал среди ветвей
немых деревьев
городского сада.
Я распахнул окно -
и вышел в ночь.
Волшебный звук
меня окутал быстро,
но в тот же миг
уже умчался прочь,
легко скользя
с регистра на регистр.
Пел Соловей...
И птичий организм,
подобно капле,
жалок был и хрупок.
Но где-то в нем
скрывался органист
с клавиатурой
и системой трубок.
Пел Соловей!
Звучал орган души,
звучанием своим перекрывая
ворчанье механических машин,
жужжанье электрических трамваев.
Большие звуки наполняли мир.
Ползла секунда,
точно черепаха.
Казалось мне:
я слушаю клавир,
так и не ставший
сочиненьем Баха.
Пел Соловей.
И чудный звук везде
дрожал и таял
умиротворенно...
Но было тихо
в сумрачном гнезде,
где плакала
несчастная ворона.
Перелетные мухи
Падает снег, будто пух,
В воздухе вижу я стаи
Проголодавшихся мух -
Мухи на юг улетают.
Мухи покинули вдруг
Комнаты, кухни и спальни,
И потянулись на юг,
Где кипарисы и пальмы.
Очаровательный юг,
Всюду белеют панамы,
Нет ни морозов, ни вьюг,
Есть виноград и бананы.
Выправив тело и дух,
Вспомнив ромашку и клевер
Стаи упитанных мух
Вновь потянулись на север.
Чтобы, тревожа досуг,
Нежно жужжать возле ухов,
Чтобы маханием рук
Мы отбивались от мухов.
Под стук колес
Собака важною была.
Хотя и страшно с непривычки
сидеть в гремящей электричке,
Собака важною была.
Хозяин,
что Собаку вез,
повел себя не слишком важно:
он поскучал,
зевнул протяжно -
и задремал
под стук колес.
Собака долго не спала,
глазами важными моргала,
но всё же
тоже задремала,
хотя и важною была.
Окошко затянула мгла.
Хозяин спал
и был не важным...
Внизу,
вздыхая носом влажным,
Собака важная спала.
Подводная песня
Не очень-то приятно
работать водолазом
в скафандре полосатом
и в шлеме одноглазом.
Всё время озираться
под тяжестями груза:
укусит ли акула,
ухватит ли медуза?
А вот свободный дайвинг -
занятие, что надо:
ныряй себе под воду
и плавай... до упада!
И пусть во время дайвing
тебе щекочут пузing
то плавники акулing,
то щупальца медузing.
Поездка за рубеж
Иван Кузьмич спешил домой.
Он был известен как высоко-
квалифицированный токарь.
И вот теперь спешил домой.
Иван Кузьмич вошел в подъезд.
Осталось ждать ему недолго,
когда он с чувством выполненного долга
деликатес на ужин съест.
Иван Кузьмич затрясся аж,
осев почти наполовину,
и, лифта нагрузив кабину,
поехал на восьмой этаж...
Открылись двери.
Только лишь
Иван Кузьмич ступил наружу,
как тут же сразу обнаружил,
что завезло его в Париж.
Хоть это вас и удивит,
поверьте:
в иностранных брюках
там даже женщины ходили -
совсем французские на вид.
Ивана Кузьмича спина
вспотела,
будто батарея,
французским языком владея
не лучше,
чем его жена.
Затрепетал Иван Кузьмич,
увидев чуждый образ жизни,
однако собрал последние силы в организме,
дабы Отечества достичь.
Иван Кузьмич дышал едва,
желая вниз
опять свалиться:
он так любил родные лица
и всем понятные слова!
Иван Кузьмич как таковой
задумался
Он был высоко-
квалифицированный токарь
и часто думал головой.
Он думал:
«В следующий раз,
того гляди,
уедешь в гости
на Берега Слоновой Кости,
а то и в знойный Гондурас...»
А в это время,
чуть ворча,
сварив деликатес на ужин,
на кухне ожидала мужа
жена Ивана Кузьмича.
Она ворчала зубы сквозь:
- Деликатес уже сварился...
куда ж Кузьмич запропастился?.
В Париж отправился небось!..
Последнее путешествие сахара
Сахар выступил в поход
На исходе суток:
Он вошел в открытый рот -
И упал в желудок.
Но минуты через три
Сахар обнаружил,
Что условия внутри
Хуже, чем снаружи.
Изучая вглубь нутро,
Сахар с грустью думал:
«Тесновато, как в метро...
Правда, меньше шума...»
В темноте сырых кишок
Он плутал угрюмо;
Встретил бывший пирожок
С горсточкой изюма.
«Есть тут выход или нет?!» -
Сахар выл от страха.
И когда увидел свет,
Был уже не сахар.
Превращение в слона
Я мечтаю стать слоном
выпуклого цвета.
Часто думаю о том,
как мне сделать это?
Может,
надо больше есть
или чаще кушать?
Чтобы гуще стала шерсть
или толще туша.
Может,
сразу после сна
(даже в день осенний)
нужно делать
для слона
комплекс упражнений?
Не курил я папирос
и не мылся в душе.
Я вытягивал свой нос,
заодно - и уши…
Через пару лет всего,
люди дорогие,
хобот вырос -
о-го-го!
уши - во какие!
И теперь
я гну металл,
забиваю
сваю.
Стал слоном я,
как мечтал.
А зачем?
Не знаю.
Про любовь
Страдал мучительно Балкон:
Он был в Балкониху влюблён.
Подумать только -
И она
Была в Балкона влюблена!
Они,
Любви услышав глас,
Друг с друга не сводили глаз.
Но чувства выразить сполна
Мешала каждому стена.
Влюблённым снились ночью сны,
Что за спиною нет стены.
И будто в лес,
На тихий пруд
Балкон с Балконихой идут.
Поёт кукушка вдалеке.
Они идут -
Рука в руке...
А рядом с ними семенят
Двенадцать милых балконят.
Прощальный поцелуй
Светят звезды, догорая.
И луна висит, как буй...
Совершим же, дорогая,
На прощанье поцелуй!
Вон уже спешит автобус -
Механизм на чувства скуп.
Мой к тебе качнулся корпус,
Чтоб твоих коснуться губ.
Ты вздохнула и губами
Обозначила овал.
Тут же в рот к любимой даме
мой лохматый ус попал.
Ты шепнула нежно:
- Милый!
Извини, я тороплюсь... -
И зубами захватила
Мой-ой-ой лохматый ус.
Ты вошла в автобус ловко,
Будто горная овца.
Я стоял на остановке
С асимметрией лица.
Твой слегка замысловатый
Силуэт мелькнул в окне,
Увозя мой ус лохматый,
Словно память
Обо мне.
Путь в науку
Он жил не богато, питался не сыто.
Решая серьезный научный вопрос,
Любил повторять:
«Где ж собака зарыта?»
пытаясь, ответ обнаружить всерьез.
Теперь у него консультации просят.
Начальство доверило целый отдел!
Все знают:
он в этом
научном вопросе
когда-то собаку
зарытую съел...
Родина
Был мороз.
Причём довольно жуткий -
Аж вода в пруду покрылась льдом!
А по льду
Толпой ходили утки,
Злые и голодные притом.
Обратился к уткам я:
- Простите,
Нет у вас ни пищи,
Ни жилья.
Отчего вы, утки, не летите
В дальние и тёплые края?
Оттого, -
Мне утки отвечали, -
Что пускай цветёт там ананас,
В тех краях умрём мы от печали,
Потому что Родиной для нас
Служит именно этот замёрзший пруд,
Кря-кря.
Поборов урчание в желудке,
Я подумал нежно:
«Е-моё...
Вот они - простые наши утки!
Вот оно - Отечество моё!»
И пошёл,
Нетвёрдо ставя ногу,
Даже позабыв её обуть.
А луна светила мне в дорогу;
И звезда указывала путь.
Рыба-песец
Что там задумчиво в небе парит,
диких пугая овец?
Это порхает,
как метеорит,
дивная рыба-песец.
Я эту рыбу случайно открыл,
в небо покуда глядел,
чтобы унять любознания пыл
и не слоняться без дел.
Выгоды больше от рыбы-песца,
чем, например, от лещей:
можно пускать ее
в оба конца
для пересылки вещей.
Рыба доставит вам
груз на спине -
хоть на восток,
хоть на юг...
Надо бы премию
выплатить мне
в области рыбных наук.
Как тут не вспомнить,
утратив покой,
рыб удивительных класс?
Только ведь не было
рыбы такой!
Не было.
Но завелась.
Да, без сомнения,
я молодец -
людям открытья нужны.
Станет со временем
рыба-песец
гордостью нашей страны!
С приветом
Какое чудное слово -
Привет!
Оно многозначно,
Сомнения нет...
Вы друга не видели несколько лет,
а, встретив его,
улыбнетесь:
- Привет!
Вы с другом расстались, но слышите вслед
Такое знакомое слово -
Привет.
Вы есть захотели,
Сходили в буфет.
Поесть - не поели,
А деньги - привет!
Когда же в театр вам нужен билет,
вы кое-кому
передайте «привет».
Предмет удивленья,
Восторга предмет -
Горячий, сердечный
И просто - привет.
Но полно, однако.
Довольно об этом...
Желаю успехов!
Собакин.
С приветом.
Самолет
Когда мне было восемь лет,
я рос как маленький нахал:
я смело строил самолет,
который крыльями махал.
И самолет мой вдоль реки
и в зной,
и в ливень,
и в метель
земным законам вопреки,
махая крыльями,
летел.
Я был с наукой не знаком
и мне внушали не спеша,
что тяготения закон
весьма опасно нарушать.
Но я летал - как наяву!
Все волновались, как в кино.
И только бык жевал траву,
быку-то было всё равно.
Уже лысеет голова.
Давно в игрушки не играл.
Я знаю умные слова -
податливый материал.
Мой самолет из этих слов
имеет современный вид.
И даже парус, и весло...
Вот только в небо
не летит.
Сделай сам
(Урок трудового воспитания)
Чтобы курица летала,
будто выпь
или бекас,
ты из гибкого металла
сделай курице каркас.
Сверху привяжи пропеллер,
обеспечив быстрый лёт.
Снизу прицепи салазки,
если сядет вдруг на лёд.
А закончив процедуры,
ночью птицу не буди:
пожелай наутро куры-
-це счастливого пути!
И тогда, конечно, сразу
куря в небо полетит...
Вот на что способен разум,
если только захотит!!!
Собачья жизнь
Я чинно гулял, огибая газон,
И думал о ломтике сала.
Собака, одетая в комбинезон,
Навстречу мне важно шагала.
Дрожал от мороза осиновый лист,
И ветер свистел то и дело.
Был комбинезон у собаки пушист,
И сала она не хотела.
Моё же пальто было меньше на рост -
Едва прикрывало колено.
И если б имел я в наличии хвост,
То хвост бы дрожал непременно.
Я чинно гулял, поглощая озон.
Сосулька из носа свисала.
Мне тоже хотелось бы комбинезон,
Конечно же, с ломтиком сала.
Хозяин сказал вдруг Собаке:
- Ложись!.. -
Собака свалилась под ясень.
И смысл выраженья
«собачия жизнь»
мне стал очевиден и ясен.
Сон Луны
Возьмите на руки слона,
Погладьте морду носорога,
И чистоплотная Луна
Вам улыбнется,
Как сорока,
И будет весело висеть,
Среди печальных звезд летая,
Как будто пойманная в сеть
Большая рыба золотая;
Однако
Цепи лишних слов
Вокруг опутали планету
И нет поблизости слонов
И носорогов тоже нету;
Устав от горьких новостей,
Луна
Легла
На дно
Колодца,
А Время,
Полное страстей,
Глядит нам в спину
И смеется.
Сонет про баню
Решил про баню сочинить сонет.
Для этой цели, взяв охапку денег,
Купил ушат, мочалку, мыло, веник -
И в баню поспешил, надев лорнет.
Ах, баня! И кого тут только нет:
Моряк, Собакин, повар, академик...
Сюда приходишь ты как неврастеник.
Отсюда ты уходишь как атлет.
Почет и слава банному купанью!
Теперь себя я правильно веду -
И после бани той не хулиганю...
Конечно, можно мыться и в пруду.
Но если скажут мне: «Иди ты в баню!»,
Я в баню с удовольствием пойду.
Союз
Любите девушку с веслом!
Она стоит,
спиной белея,
на территории аллеи,
обремененная веслом.
Ей овладеть бы ремеслом,
небесполезным для народа.
Но ей назначила природа
манипулировать веслом.
Еще тесней сплотив ряды,
она гребла бы,
сидя в лодке...
Вот только не хватает лодки.
Зато хватает ерунды.
Не размышляя ни о чем,
поодаль юноша из гипса
ногой пинает мяч из гипса.
Любите юношу с мячом!
Любите прочный их союз!
Пускай они белее мела,
но смотрят в будущее смело,
создав супружеский союз.
И нет у них других забот,
и не нужна им жизнь иная:
он мяч уверенно пинает,
она уверенно гребет.
Список женщин
Я составил список женщин -
всех,
которых я любил.
Получилось много женщин -
тех,
которых я любил.
Что такое?
Кто такие?
Отчего столпились тут?
Лица грустные такие...
Ядра - чистый изумруд.
Шепот женщин -
чу! -
простужен:
«Как, Собакин, ты живешь?
Что ты кушаешь на ужин?
Что на завтрак ты жуешь?»
Я тогда
согласно списку
им ответил:
«Миру - мир!
Ем на завтрак я сосиску,
пью на ужин я кефир».
Тотчас женщины пропали,
расписные как одна.
Тень моя на покрывале
стала вновь опять видна,
где составил список женщин -
всех,
которых я любил...
Только в нем не обнаружил
той,
которую люблю.
Впрочем,
в этом длинном списке
ей совсем не нужно быть.
Лучше вместе есть сосиски
и кефир на ужин пить.
А потом,
сомкнувши руки,
ждать весеннюю зарю,
чтобы слышалось в округе
наш
ГАВ-ГАВ,
МУР-МУР,
ХРЮ-ХРЮ...
Тигра Иванов
Среди воспитанных верблюдов
и образованных слонов
жил в старом цирке
за решеткой
усатый тигр Иванов.
На вид суров,
душою нежен,
под звуки марша не спеша
он появлялся на манеже -
известный тигр Иванов!
И выгибая стан упругий,
на радость шумной детворе
рискованные делал трюки
способный тигр Иванов.
И славы редкие моменты
он регулярно ощущал:
весьма любил аплодисменты
довольный тигр Иванов.
Но,
возвращаясь за кулисы
и в клетке отходя ко сну,
казался маленьким и лысым
усталый тигр Иванов.
Во сне родные видел джунгли,
решетки чувствовал металл...
И про тигрицу Иванову
со страшной силой
вспоминал.
Товарищ Селедка
Сидел я на лавке, читая газету,
И слушал жужжание мух.
Вдруг вижу: плывет по дороге Селедка,
Лохматым хвостом шевеля.
Я быстро достал телефон из кармана
И задал разумный вопрос:
- Откуда плывете, товарищ Селедка,
И сколько у вас плавников?
Селедка хвостом шевельнула устало:
«Уже восемнадцатый день
Плыву я упорно из банки консервной
На международный конгресс.
Я там выступаю с научным докладом,
Которого смысл такой:
Полезно питаться одним шоколадом,
Особенно перед едой».
Желаю успехов, товарищ Селедка! -
Я спрятал в карман телефон
И чтение снова продолжил газеты,
Внимая жужжанию мух.
А там сообщалось на главной странице:
«Сегодня в двенадцать часов
Приехало много известных ученых
На международный конгресс.
Профессор Селедка с научным докладом
Имела успех мировой -
Отныне питаются все шоколадом,
Особенно перед едой!»
Я быстро помчался на рынок колхозный
Купить шоколада вагон:
Но там продавались консервные банки
С унылою надписью «СЕЛЬДЬ».
Улитка
Хочет в сад
попасть Улитка,
да мешает ей
калитка.
Я открыть
калитку рад:
пусть ползёт
Улитка в сад!
Целый час
держал калитку -
по-
то-
рап-
ли-
вал
Улитку.
Уход за шнурками
В доме № 49
знаменитый жил Шнурок;
был длиною метров девять
и в плечах весьма широк.
Он обычно в день погожий,
выходя с ботинком в сад,
на веревку был похожий
или даже на канат.
Но однажды развязался
знаменитый тот Шнурок
и внезапно потерялся
на поверхностях дорог.
И теперь
в глубокой луже
он лежит,
закрыв глаза, -
никому уже не нужен,
будто рыба-стрекоза...
Чтоб не шаркать каблуками
по асфальту взад-вперед,
ПОМНИ:
нужен за шнурками
обязательный уход.
Принимаясь за шнуровку,
будь готов
(всегда готов!)
проявить свою сноровку
в шнуровании шнурков.
Чаепитие с милым другом
1
Соединив ладони рук,
мы шли по улице скучая.
Она сказала:
- Милый друг,
не выпить ли нам чашку чая?
А я подумал:
«Чай? О’кей!
Да хоть бы целое корыто...»
И поспешили мы скорей
туда, где не было закрыто.
Задрав штанины мятых брюк,
я сел за столик осторожно.
Она сказала:
- Милый друг,
не заказать ли нам пирожных?
А я подумал:
«Баловство!
Тем паче слишком дорогое...»
Но заказал того-сего,
а также многое другое.
Был чай горячим, как утюг,
дымился, запах источая.
Она сказала:
- Милый друг,
не сможешь ли налить мне чаю?
А я подумал:
«Что ж, смогу;
напитки нужно пить помногу...»
И чай налил ей на ногУ
(вернее, нАлил ей на ногу).
И был прыжок ее упруг!
И скрипнул стул, как дверь сарая.
Она сказала:
- Милый друг,
ты посмотри, я вся сырая...
А я подумал:
«Кавалер
в беде поможет непременно!»
И, взяв пирожное эклер,
я вытер чай с ее колена.
Послышался внезапный стук -
разбилась вдребезги посуда.
Она сказала:
- Милый друг,
а не уйти ли нам отсюда?
А я подумал:
«Хоть бы уж
ходить сюда как можно реже...»
И пара возбужденных душ
ушла гулять
на воздух свежий.
2
Соединив ладони рук,
мы спали вместе на кровати.
Она сказала:
- Милый друг...
А я подумал:
«Нет уж,
хватит!..»
Чайник
Числа месяцы меняли,
друг за другом семеня...
Вы любили
не меня ли?
Вероятно,
не меня.
Облака окаменели,
будто пятна на коне...
Вы спешите
не ко мне ли?
Вероятно,
не ко мне.
Волны моря нас манили.
Лодки сели на мели...
Эти кудри
не мои ли?
Вероятно,
не мои.
С той поры
в тени магнолий
шорох слышу неземной...
Чайник едет -
не за мной ли?
Вероятно,
не за мной.
Шутки ветра
По крышам Ветер
Шутливо шлёпал.
В ладонях Ветра
Летела Шляпа.
Летела Шляпа,
Ворон пугая,
С пером зелёным
От попугая.
Заметив в небе
Объект из фетра,
Смеялись люди
Над шуткой Ветра.
И только дочка
Сказала папе:
«Имею жалость
К несчастной шляпе».
Летела Шляпа
Вперёд упрямо.
Вдогонку Шляпе
Летела Дама.
Летела Дама
В тоске-печали...
Но Даму в небе
Не замечали.
Песни бегемотов
Вот летают бегемоты
Над журчащим ручейком.
Я бегу,
Обутый в боты,
С фиолетовым сачком.
Как поймаю бегемота,
В клетку сразу посажу.
- Спой мне песню,
Друг любезный! -
Бегемоту я скажу.
Если песен петь не будет,
Отпущу его тогда -
Пусть летают бегемотов
Очень тучные стада!
Пусть летают бегемоты
Там и тут,
Там и тут...
И свои простые песни
Нам поют,
Нам поют.
Последний бегемот
(Сонет)
Когда от вас последний пароход
Умчится вдаль под всеми парусами,
Не огорчайтесь! Потому что с вами
Останется Последний бегемот.
Он принесёт малиновый компот
И свежего кузнечика в панаме,
Расскажет вам о жизни в Суринаме
И даже песню звонкую споёт.
Её подхватит тотчас ветер летний
И унесёт за тёплые моря,
Развеяв огорчения и сплетни...
Едва займётся дивная заря,
К вам постучится бегемот Последний -
Гиппопотам, короче говоря.
Прилетели бегемоты
Как-то раз в конце субботы
В наши сельские края
Прилетели бегемоты,
Будто стая журавлей.
Мы их даже и не ждали
Из далёких жарких стран.
А они вот прилетели -
Прямо целый караван!
Стали гнёзда вить повсюду,
Стали песни петь вовсю.
Мы в глубокую посуду
Им насыпали овсу.
Бегемоты поклевали
И порхают кувырком:
Чижик-пыжик,
Трали-вали
(Такие уж весёлые попались) -
Влево-вправо,
Криво-прямо,
То туда,
А то сюда...
Вот пришла с работы мама,
Улыбаясь как всегда.
- Посмотри, - сказала мама,
Подведя меня к окну. -
Бегемоты прилетели...
Значит, скоро быть весне.
