Девица была довольно типичным клиентом. Точнее, клиентом был её муж - весьма преуспевающий бизнесмен, у которого была совершенно типичная для людей его круга проблема - как добиться от своей благоверной оптимальных стереотипов поведения (стереотипы её восприятия и, особенно, мышления, его не сильно волновали). Тем более, что в случае его жены (надо отметить, довольно типичном) говорить о каком-то мышлении было весьма затруднительно.
Проще говоря, ему нужно было (а) выдрессировать (как сейчас говорят, «отстроить») свою супругу и (б) пресечь даже самые минимальные её попытки отстроить его . Именно эту задачу он в своё время передо мной поставил. Как не один десяток его «товарищей по несчастью» (ибо такую, с позволения сказать семейную жизнь вряд ли возможно назвать счастливой) до него. И, без сомнения, не один десяток после.
Я ему предложил стандартный «вариант Марины», который я так назвал по методике воспитания, которая мама моей знакомой аспирантки весьма успешно применила к своему чаду. Об этом я рассказывал в своих предыдущих заметках. Он с радостью согласился (видно, у него уже давно чесались руки как следует выдрать своё сокровище, но сам за это он взяться не решался). Поэтому его весьма обрадовал вариант, при котором каждую субботу они с супругой обсуждали все её прегрешения за неделю, после чего он торжественно выносил ей свой приговор - такое-то количество ударов по обнажённым мягким частям. Кратким стандартным руководством по определению оптимального наказания я его обеспечил.
После этого его супруга (которая совершенно неудивительно носила имя Эвелина), должна была явиться ко мне, снять верхнюю одежду, оставшись в купальнике с трусиками-стрингами, открывавшими для порки всё пространство её соблазнительных ягодиц, лечь ничком на лавку и получить назначенное число «горячих». Весьма горячих и болезненных, надо отметить.
Она бы и догола разделась, ибо необычайно гордилась своим великолепным телом (а также наивно полагала, что созерцание её наготы способно меня хотя бы немного разжалобить и смягчить её наказание). Муж тоже был не особо против, ибо относился к той не столь уж и редкой категории мужчин, искренне гордившихся красотой своей собственности и не стеснявшихся при каждом удобном случае демонстрировать эту красоту (в том числе, и красоту обнажённого тела) своим друзьям и приятелям.
Но мне лишние головные боли были ни к чему, поэтому я сразу заявил и ей, и ему, что любые попытки меня соблазнить, разжалобить и т.д., в том числе, и путём обнажения интимных мест, будет немедленно и безжалостно караться удвоением числа нанесённых ударов. Подействовало. Во всяком случае, проверить, действительно ли я способен выполнить свою угрозу, она не решилась.
Вообще-то я ничего нового не придумал. Я всего-то возродил (разумеется, адаптировав к современным реалиям) многовековую успешную теорию и практику российского домостроя (на самом деле, далеко не только российского). Я бы сказал, стандартную (и до сих пор распространённую) практику традиционного патриархального общества, в котором муж полностью материально обеспечивает семью и, таким образом, получает право (я бы даже сказал, обязанность) устанавливать и для жены, и для детей (которых у той семейной пары пока не было) определённые правила поведения и «ключевые показатели эффективности», за нарушение которых им полагалось соответствующее наказание.
Как ни странно, Эвелина отреагировала на эти нововведения мужа с совершенно неожиданным энтузиазмом, но поставила вполне разумное условие - никаких словесных выволочек, ругани и т.д. Только телесные наказания. За нарушение этого условия мужу полагался весьма внушительный штраф. Несколько поколебавшись, муж согласился (правда, не без определённого давления с моей стороны). В результате у них получилась вполне если не счастливая, то довольно комфортная семейная жизнь. К обоюдной радости и удовольствию.
Любопытно, что, как и в случае с Мариной, её пример оказался заразительным. Аж целых пять её подруг (скорее, впрочем, приятельниц), прослышав про столь эффективный (хотя и радикальный) метод гармонизации семейных отношений, предложили своим мужьям аналогичную договорённость. Вполне справедливо рассудив, что прекращение скандалов (как правило, весьма регулярных) и немалый дополнительный доход от штрафов более, чем компенсируют периодическую физическую боль (пусть и весьма сильную). Как заявила одна из её подружек, «Лучше уж еженедельная порка, чем ежедневные выволочки».
Что было чистой правдой. В отличие от весьма кратковременной и быстро проходящей физической боли (к тому же вполне безвредной для здоровья), боль от эмоциональных травм, нанесённых выволочками и скандалами, была постоянной, очень долго не проходила даже при правильном лечении (если проходила вообще) и наносила немалый вред здоровью женщины. Тем более, если экзекуция осуществлялась профессиональным и опытным флагеллятором. Видно, не такие уж они и глупые, эти блондинки.
Тщательно выпоров Эвелину и вколов ей в изящное бедро (ибо на пятой точке после порки не осталось буквально ни одного живого места) необходимую дозу обезболивающего, я тщательно обработал её ягодицы специальным быстрозаживляющим составом собственного изобретения, помог ей одеться и отправил её домой. А сам остался ждать следующую клиентку.
Я хочу рассказать об одной событии, произошедшим между мной и моим руководителем. Это событие, произошло, когда я работала секретарем в одной из фирм. Моего руководителя звали Андреем. Он был не намного стрше меня, мы обращались друг к другу по имени, но на вы. В тот раз, Андрей велел зайти к нему домой и получить срочное деловое задание. Когда я пришла, он предложил мне пройти в комнату, затем поставил на середину комнаты стул и сказал, чтобы я села. Сам он расположился в большом кресте напротив меня и неспеша затянулся сигаретой.Я понимала, что Андрей хочет, сказать что-то важное и ждала, положив свои руки на колени. Но Андрей почему-то не торопился. Он спокойно курил сигарету и это повиснувшее молчание породило в моей душе вначале недоумение, затем легкую тревогу. Но то, что произнес Андрей затем повергло меня в ужас и полное смятение. Кристина, если вы полагаете, что наша встреча будет сугубо деловой, то вы глубоко ошибаетесь. Точнее, в моих намерениях была встреча с вами такого характера, но то, что вы только что сделали поменяли мои намерения на противоположные. Я просил вас выполнить мое вчерашнее распоряжение немедленно. Вы же выполнили ее только сегодня. Я же привык, чтобы мои задания выполнялись беспрекословно, поэтому сейчас я имею все основания для того чтобы вас заслуженно наказать. Конечно же, речь идет не о лишении вас премиальных. Скорее всего вы раскаетесь и поймете свою вину, если будете подвергнуты определенным унижениям и издевательствам Андрей встал и подойдя ко мне запркинул мою голову назад, крепки ухватив за волосы. Это будет хороший урок для вас, чтобы вы знали как надо себя вести со мной. Наказание как вы догадываетесь будет не просто моральное, я не склонен читать длнинные нотации, а физическое, точнее телесное. А такое наказание предусматривает раздевание наказуемой. Рука Андрей при этом проскользнули по моей открытой шее и немного проникла за воротник моей блузки. Я замерла. Сейчас я буду снимать с вас предмет за предметов вашей одежды, начиная с верхней, распоряжаться по собственному усмотрению открывшимися местами, затем сниму с вас и нижнее белье вплоть до полного обнажения. Одновременно я буду ставит вас в откровенные позиции, хорошо открывающие доступ к объектам наказания на вашем теле. Издевательствам будут подвергнуты все округлости и все углубления. Рот также не будет пощажен. Андрей взял мне яза подбородок и увидел растерянность, царившую в моих глазах. Его пальцы коснулись уголуов моих губ и немного приоткрыли рот При этом - продолжал Андрей,-для удобства наказания и лучшего ощущения своей вины в каждой позиции, ваши руки и ноги будут разным образом связываться. Вашей словесной реакции на происходящее мне не нужно, поэтому в рот я вам вставлю кляп. В этой комнате правда нет устройств для удобства наказания в виде крестов для распятия, или блоков для подвешевания, но поверьте мне, наказание мягким не покажется и здесь. Андрей отпустил меня, снова сел в кресло и принялся неторопливо завертывать манжеты своей белоснежной рубашки. Конечно, такое наказание вы могли бы получить и от женщины, но мне кажется, что когда вашим обвинителем будет мужчина, то это придает процедуре даже пикантность. Вы согласны со мной? Я не слышу? Да- пролепетала я. Я думаю, что наиболее болезненно вы воспримите именно этот фактор.- продолжал Андрей снова затянувшись сигаретой. Это далеко не сексуальные отношения. Я буду в одежде, даже в галстуке и обуви. Вы же, напротив, будете раздеты до гола, связаны, ваши позы будут бесстыдны и унизительны. Ваша участь будет очень контрастировать с моей свободой и властью над вами. Но вы сами все это заслужили и это послужит вам искуплением. И последнее. Я знаю, что вы весьма привлекательная девушка, скромны, следите за своим внешним видом, а если одеваетесь в юбку, то хорошо следите как бы она ненароком немного не задралась. Андрей приподнл подод моей юбки немного вверх, приобнажив кружевную резинку чулок. Я не жива не мертва и в шоке от его слов не осмелилась опустить ее. Вы, несомненно, свято оберегаете свои женские достоинства и насильное распоряжение вашим телом посторонним мужчиной явится для вас самым что не на есть позором. В таком случае, то, что я буду с вами сейчас делать, будет для вас самым страшным сном и бесчестием. Моя задача упрощается тем, что вы имеете образование, вам уже не 15 лет, вы уже зрелая женщина со своим чувством собственного достоинства и развитого женского стыда. Поэтому, когда я заставлю пройти вас через самое изощренное бесстыдство, бесчестие и унижение, то это будет для вас еще острее и болезненее. Именно это и будет вам наказанием, именно это я и биваюсь, именно это и будет для вас больнее, чем любая физическая боль. А сейчас я вас подготовлю. Андрей достал из ящика стола четыре кожаных ремешочка и длинны тонкий шнур. Ремешки один за другим он принялся надевать на мои запястья и лодыжки ног. Поканчив с этим, он привязал один конец шнура к ремешку моей одной руки, затем пропустил другой его конец через металлическое кольцо, вделанное в ремешок моей второй руки и аналогичным образом через ремешок одной из моих ног. Вы спросите меня, почему я не сопротивлялась? Я была полностью подавлена волей моего босса. Да что я могла сделать против мужчины, в отдельной квартире. А теперь давайте немного потанцуем.-вдруг предложил Андрей. Включив магнитофон, он поднял меня и прижал к себе в медленном покачивании танца. Свободный конец шнура Андрей навернул себе на кисть руки. Шнурок не был натянут и я положила свои руки к нему на грудь. При этом губы Андрей стали нежно целовали мои виски, глаза, руки играли моимим волосами, спискались вниз и сильно прижимали к себе. Я ничего не понимала. Зачем он продел этот шнурок? К чему все эти разговоры вначале, что же это за наказание? Думая обо всем этом, я вдруг почувствовала, как напрягается шнурок, и сблихает мои запястью друг к другу. Я испуганно вхгянула Андрейю в лицо. Тануем, милая девушка, танцуем.-требовательно с улыбкой на губах произнес он. Не отпуская меня в танце, Андрей наматывал конец шнура на свою руку. Мои руки сцепившись друг с другом начали подтягиваться к моей ноге, заставив меня чуть-чуть согнуться. Губы Андрея искали мои губы, для чего он уже запрокидывал мое лицо вверх. Сгибаться мне приходилось все больше и больше. Андрей обнимал мое туловище уже как-то сбоку, но протолжал повторять Танцуем!. Потом он переместился назад моего тела и намотав конец шнура еще на несколько витков, вынудил меня совсем согнуться. Взяв меня за талию и прижав мои ягодицы к себе он продолжал покачиваться и требовать, чтобы я тоже продолжала движения, поскольку, хотя мне это было не слишком удобно, но мои ноги были свободны я я могла удерживать равновесиие в легком танце. Но вы представляете себе в какой позе я была?! Затем Андрей принажав легонько на мою ногу заставил меня опуститься на одно колено. Пропустив шнурок под ногой и распустив его, он поднял меня, обнял меня спереди и снова продолжил танец. Шнурок стал натягиваться вновь. Теперь одна моя рука, оказавшаяся сзади, а другая спереди, начали стягиваться между моими бедрами, в области промежности. Натягивающийся шнурок приподнимал подол моей длинной юбки все выше и выше. Одна рука Андрея наматывала шнур, другая проверяла насколько высоко задралась юбка. В конце концов обе мои руки оказались сцепленными друг с другом прямо между моих ног. Покачивась в танце Андрей уводил меня по комнате и вскоре мы оказались около большого зеркала. Ну вот вы и сами показали мне какое белье надето на вас. Теперь я знаю, что мне делать с вами дальше- сказал он, разворачивая меня перед зеркалом со всех сторон. Шнурок снова стал натягиваться и я снова оказалась в коленопреклоненном положении. Шнур был пропущен и через вторую мою ногу. Руки Андрей опустили меня лицом на пол. Я почувствовала, как его колено прираздвигает мои ноги и упирается в мои ягодицы. Шнурок в который уже раз снова стал натягиваться, принуждая мои руки скрещиваться уже за спиной. Мне запомнилось, что все свои действия Андрей делал под музыку и даже сейчас стягивание рук происходило легкими рывками в такт барабану. Сейчас я думаю, что все это было не спроста. А тогда, через пару минут мои руки были стянуты друг с другом. Следом уже ноги стали подтягиваться к ним, причем обе, так как Андрей предусмотрительно накинул петлю шнурка и на второю мою ногу. И только проделав все это, Андрей завязал конец шнура на узел и впервые отпустил меня. Я лежала на полу на животе, мои руки и ноги были связаны взади вместе в один узел, и я чувствовала, как юбка моя немного задралась. Вообщем, как Андрей и обещал, моя поза было для меня унизительна и страшна. Андрей достав еще что-то из ящика стола склонился над моей головой. Собрав все мои волосы на затылке одной рукой он резко откинул мою голову и обернул мою шею в широкий короткий ремень, типа ошейника. Застегнув его и не дав мне опомниться, он вставил в мой прираскрытый рот кляп в виде шара, с пропушенным через него шнурком, который Андрей тут же завязал за головой, и который недавал возможности его выплянуть. С кляпом я могла теперь только мычать и стонать. Покончив с этим Андрей развязал мои ноги, не расцепляя при этом рук и поднял меня. Вы думаете, что все закончилось - спросил он. Нет, теперь все только начинается и для этого я вас свяжу покрепче. В руках Анрей появилось.нечто из отрезков толстой веревки, с какими то петлями и узлами. Веревка была значительно толще и грубее того шнура, который использовала Андрей при танце. Я представила как эта веревка опутывает мои конечности и неожиданно для себя отметила, что страха перед этой грубой неволей у меня значительно меньше, чем было вначале. Музыка продолжала звучать. Андрей накинул большую петлю через голову на мои плечи, другие концы обявязал вокруг моей талии, третьи каким-то образом пропустил через спину, подмышками, затем обвязал вокруг моих грудей. Мои локти оказались также сильно стянутые друг к другу, отчего груди рельефно выдались вперед. В общем как все это было сделано я не запомнила, в этом хитроумном сплетении обрезков веревки мог разобраться только сам Андрей. Но в итоге, моя верхняя часть туловища была похожа (я это увидела, потому что Андрей снова подводил меня к зеркалу) на изделие из макраме. Веревочный узор был симметричен и белая веревка на моей черной блузке смотрелась очень отчетливо. Я бы даже сказала, что она подчеркивала всю мою фигуру. Видимо, и в этом был какой-то смысл, но тогда для меня все это было ново и неизведанно. Андрей посадил меня снова на стул. Наполовину вы готовы- сказал он.- Приступим. Его пальцы начали неторопливо расстегивать пуговки блузки на моей груди. Покончив с этим, Андрей неторопливо начал обнажать мою грудь, бережно пропуская ткань блужзки под веревками, стягивающими меня. Совсем снять ее ему не удалось, но, видимо, это и не входило в его намерения. Вскоре моя грудь была закрыта только в бюстгальтер. Бюстгальтер имел застежку спереди, и поэтому через еще пару минут моя грудь была обнажена аналогичным образом. Обе груди, подчеркнутые стянувшими их веревками торчали вперед, а соски предательстви набухли. Руки Андрей начали гладить и пощипывать их. Я почувствовала, как в смесь моих чувств стыда, страха и неизвестности проникает чувство желания, обыкновенное чувство сексуального возбуждения. И насколько чувство было обыкновенным по своей природе, настолько необычным мне показалось сила и темп проникновения его в мою душу. Я помню как сотрясалось мое тело, когда на кончики сосков Андрей прицепил по одной маленькой бельевой прищепки. Я стонала и корчилась в своих путах и, мне кажется, от этого возбуждалась еще больше. Неожиданно Андрей приподнял меня со стула. Кажется, пора заняться вашей нижней частью- сказал он. Впереди с моей талии свисали два длинных конца веревки. Руки Андрея оттянули пояс моей юбки и пропустили оба шнура по нее. Затем его руки скользнули по моем будрам вниз и я ощутила его прикосновение у себя под юбкой. Наощупь Андрей оттянул резинку моих трусиков и пропустил оба шнура и под них. Затем резким движением раздвинул мои ноги. В течении следующих нескольких минут я ощущала, как руки Андрея, находясь в моих трусиках, то спереди, то сзади, но не снимая их, наобщупь обвязывают каждое мое бедро веревкой, завязывают в области моей промежности узлы, а затем выводят оставшиеся концы между ягодицами наверх из под юбки в районе позвоночника. Эти концы Андрей хотел было привязать к кистям моих рук, но почему то раздумал. И мои руки остались связанными только в области кистей и локтей. Ох, лучше бы он тогда привязал их к моему телу! Но мне выбирать не приходилось. А сейчас оба выпущенных конца веревки, которая прошла мжду моей промежностью и ягодицами были в руках Андрей. Потанцуем?, Андрей прижал меня полураздетую к себе и закачал на этот раз сильно-сильно в такт музыке. Его рука державшая концы веревки, то ослабляла натяг, то усиливала его. И, Боже мой, возбуждение снова охватило мое тело. Мне было неловко осознавать, как Андрей слышит мои стоны, доносившиеся из-под кляпа, но я ничего не могла с собой поделать. Андрей вел меня в танце куда-то ко окну, в угол. Там он переместился ко мне сзади, и, обхватив меня за мои связанные руки начал поднимать их вверх. Мое тело уже который раз в этот день начало прогибаться вперед, на этот раз с той лишь разницей, что руки были за спиной и поднимались вверх, а не вниз. Андрей прижал меня к стене, около водопроводной трубы, тянувшейся вверх. Откуда-то сверху свешивалась веревка. Андрей пропустил ее конец через кольцо одной из моих ремешков и подтянув мои руки еще выше завязал узел. Мои длинные локоны свесившиеся вниз не позволяли мне видеть, что замышляет Андрей сделать со мной сейчас. Но, через секунду я уже поняла это, почувстовав, как Андрей сзади задирает мне юбку до верху. Сейчас он обозревает мои ягодицы, одетые в черные трусики, кружевные резинки чулок. Видит те веревки, которые опутали бедра, и другие, проложенные между ягодицами. Я не могла даже пошевелиться- вздернутые к верху руки заставляли быть меня в неподвижном наклоненом состоянии. Я хочу заняться вашими этими округлостями- сказал Андрей.- Но для этого, как я уже обещал, я должен вас прираздеть. И с этими словами Андрей, взявшись за резинку моих трусиков резко пристпустил их с моих ягодиц. Ваша поза просто веоиколепна и ничто не помешает мне произвести несильную экзекуцию. Вас никто еще не порол?- спросил он, выдергивая брючный ремень. Не дожидаясь ответа,(да и как я могла ответить с кляпом во рту) Андрей размахнулся и отвесил по моим ягодицам несильный удар. Я дернулась, но рука Андрея, державшая концы веревок, пропущенных между ягодицами вернула меня на место. Я почувстовала, как натянулись они, впившись в мою промежность. Я почувствовала второй шлепок и вновь поддергивание концов. Затем еще и еще. Это была поистине пытка. Веревка жгла мои разгоряченные области, по ягодицам сыпались удары, я была одновременно и как бы в одежде и в тоже время вся оголена, во рту у меня находился кляп, все тело опутано веревкой, руки связаны и вздрнуты наверх, придавая позу, при которой то, что делал сейчас со мной Андрей было для него очень удобно. Мало сказать, что такого со мной нидел еще никто, я просто не могла даже себе этого представить. Наконец Андрей решил отвязать меня. Он опустил юбку, но трусики не поднял. В его руке я увидела длинную, наверное с метр, круглую палку, на концах которой свешивались короткие шнурки. Видимо это было мое новое испытание. Через секунду палка была продета между моими ногами. Начался новый танец моих мук и пыток. Один конец палки Андрей положил на край кровати, а другой держал сам. Я как бы сидела на ней. Андрей обнял меня за плечи свободной рукой и мягкими танцующими движениями и разворачиванием палки стал поворачивать спиной к кровати. Через несколько секунд я уперлась в нее икрами ног. Андрей, подхватив за талию, опрокинул меня на кровать на спину и перебросил ногу через палку. Теперь он была помещена по моими коленками. В тут же секунду Андрей, ухватившись за ее концы, запрокинул мои ноги и поджал коленки к моей груди. Юбка соскользнула с моих бедер открыв вид на мои ягодицы и приспущенные трусики. Не давая моим ногам опуститься Андрей быстро привязал концы шнурков пропущенных через окончания палки через кольцо на моей ошейнике. Это была моя новая поза. Следующим своим движением Андрей снял трусики с моих ног совсем. Затем, продев по шнурку через кольца ремешочков на моих ногах, Андрей растянул их широко в стороны и подвязал к концам палки. Вся моя промежность и ягодицы были широко раскрыты и доступны. Руки Андрея легли на мои внутренняя поверхность бедер и начали ощупывать близлежайшие места, поглаживая, пощипывая и массируя их. Я закрыла глаза и почувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Волны накатывались на меня одна за лругой. А Андрей изощрялся в своих пытках все больше и больше. Все мои углубления были опробованы его пальцами, в некоторых местах висели прищепки, глубоко внутрь меня был введен вибратор. Мое тело сотрясали конвульсии, из глаз текли слезы, я корчилась и стонала, рискуя переломать себе руки и ноги.
Я не в силах рассказать подробно, что происходило еще потом и как долго это продожалось. Просто состяние моего возбуждения в тот раз достигла невообразимого. Я была на грани безумства. Помню, как Андрей развязал мои ноги и надел через них женские панталоны. Они плотно облегли моя ягодицы, не давая вибратору выскользнуть. Еще помню, как Андрей совсем развязал меня, замкнул на моей ошейнике металлическую цепь и, поставив меня на колени, а затем на четвереньки, подтянул мою шею к ножке кровати у пола. Еще помню сотрясения оргазма которые прокатывались по моему телу, помню липкую теплую жидкость, брызгающую мне в рот и стоны моего мучителя.
Зима. В семь часов вечера тьма непроглядная. Свет выключен, я стою у окна. В доме напротив почти везде светло. Некоторые из окон незанавешены. Всё в той же квартире изо дня в день примерно в одно время происходит, казалась бы, странная для нашего времени вещь: мальчик приходит со школы, кладёт на стол раскрытый дневник, вытаскивает из штанов ремень и спускает их до лодыжек, ложиться на стул, закинув ремень на спинку. Мать возвращается с работы, с уставшим видом заглядывает в школьный дневник и лупит пацанёнка по заднице двенадцать раз. Ни больше, ни меньше, словно ритуал. В других квартирах происходит почти тоже. Время неумолимо, но многие вещи остаются неизменными. Причины и способы разные, цель одна. Наблюдая за происходящим, у меня не осталось сомнений в том, что я правильно выбрала тему для кандидатской по психологии. И вот уже год я хожу из библиотеки в библиотеку, собирая информацию на тему «Наказание детей». Удивительно, как много мне удалось найти материалов, среди которых записи из старых дневников и воспоминания разных лет…
Запись Елены, события 1785 года.
Мне было восемь лет, училась я дома. Грамоте меня обучала бабушка, и я готова была терпеть любую строгость лишь бы выучиться. Бабуля садилась со мной заниматься, когда уже все дела по хозяйству были сделаны: ничто не было лишено её контроля, иногда она так и засыпала над книгой. А бувало, раздражалась и кричала, наверное, тоже из-за усталости. Сколько не пыталась, тыкая пальцем в потрепанную книжицу, мне никак не удавалось правильно прочесть слово. Тогда она сказала, протянуть вперёд руки, взяла заранее заготовленную палочку и несколько раз дала по кистям рук, чтобы ума прибавилось. Я пыталась просить прощения, плакала от обиды и боли, но всё бесполезно. Надо сказать, что спустя полгода моё чтение стало сносным.
Воспоминания Кати, 1873 г.
Выдался весёлый день, мы с сестрой резвились, без умолку болтая. Няня терпеливо за нами наблюдала, ни во что не вмешиваясь. Отец вернулся с работы, и я помчалась в столовую, дабы помочь накрыть на стол. Мне нравилось за ним ухаживать, видя его довольную улыбку, частично скрытую густыми усами. Мама что-то вышивала, сестрёнка взобралась к отцу на колени и сидела, болтая ногами. Я гордо несла поднос, но забыв глядеть под ноги, споткнулась, пролила чай на ковёр, да ещё и разбила чашку из любимого маминого сервиза, но она никак не отреагировала, будто это была не её забота. Отец лишь приподнял одну бровь. Няня же схватила меня за руку, силой выволокла из комнаты и на весь оставшийся вечер заперла в тёмном чулане. Ни тебе свежего воздуха, ни хотя бы компании в виде теней. Некоторое время я даже вдохнуть не смела, пульс стучал в ушах, ладони вспотели. В тот день я впервые за много лет описалась.
Запись Александра, события 1899 года.
Я не любил учиться, как ни старался, наука не шла в голову. Пока учитель пытался что-то объяснить, я рассматривал линии на ладонях собственных рук либо мечтал о том, как вырвавшись из плена, промчусь по улице, рассекая воздух. Иногда невнимательность сходила мне с рук, а порою случались дни, как этот. Учитель подозвал меня к столу, заставил перед всем классом спустить штаны и отстегал линейкой, да так, что казалось, уже не смогу сесть. Затем позволил привести себя в порядок, приказав несколько раз поцеловать «орудие науки». Ослушаться я не решился, хотя мне хотелось не целовать, а плюнуть на неё. Нет, стыдно не было, мной овладевала злоба, каждый из класса уже побывал на моём месте, а кое-кто даже по пару раз. Данные действия были составной частью науки и воспитания. Если бы учитель мог составить список, в какой форме и как часто он в течение года «обучал» таким способом детей, тот выглядел бы примерно так: семьсот восемьдесят четыре удара линейкой, девятьсот пятьдесят шесть ударов хлыстом и четыреста тридцать две пощёчины.
Воспоминания Кирилла, 1930 г.
Мы с мальчишками весь день носились по двору, играя с собакой. Я взмок, пёс изорвал мои брюки. Домой возвращаться не хотелось, подольше бы оттянуть это прекрасное чувство дикой свободы. Про уроки я позабыл, да и не хотелось мне их делать. Впереди ещё множество учебных дней, а сколько будет вот таких по-простому счастливых моментов, оставалось загадкой. Отец вернулся с работы поздно, но всё равно успел заявиться раньше меня, как водилось, в скверном расположении духа. Ивовые розги вымокали в солёной воде со вчерашнего дня, как бы напоминая, что неважно, как я буду себя вести, если у батьки день не заладится, то и мне несдобровать. Чем чаще меня пороли, тем меньше хотелось следовать установленным в доме правилам. Пусть знают, что даже болью из меня не изгнать непокорность! В этот раз мне не удалось сдержать слёзы, чувство было такое, будто спину и ноги жалят разогретым на огне железным прутом. Следы с тела потом долго не сходили, но это не было поводом для огорчения, скорее наоборот. Я хвастался свежими багровыми полосами, для важности накидывая в свою историю ещё несколько лишних ударов.
Запись Дениса, события 1939 года.
Я был, как бы выразилась моя матушка, сорванцом, убеждённым, что тот, кто никогда не осмелился ослушаться родителей, это вовсе не ребёнок. Всякое бывает… По большей части я знаю, за что мне перепадает, и со всем соглашаюсь. На нашей улице порют всех и меня эта участь не минула. Так воспитывали моих родителей, так же поступают со мной. Это как традиция, передающаяся из поколения в поколение, с которой не поспоришь. Сразу после школы мне не удалось добраться до дома, то одного друга встретил, то второго, опомнился, когда уже солнце село. В животе сосало – ел последний раз утром. Не успел переступить порог, как мать набросилась на меня со словами: «Ах, ты ж гадёныш!», и влепила десять пряжек, хорошо хоть через штаны. Получил и за то, что голодный весь день был, и за то, что родители волновались. Но это пустяки, бывало и похлеще попадало.
Воспоминания Славика, 1987 г.
Я стоял в углу, подняв руки вверх, да ещё и держал одну из самых толстых книг в доме.
Слёзы сами по себе стекали щеками. Сил уже не было, но я знал, если опущу руки, в ход пойдёт хворостина. Было обидно, я так и не понял, за что оказался наказан, да и папа как-то не стал вдаваться в подробности. Знаю лишь, что съел вместо одной положенной конфеты – две. Во время моих мучений семья безмятежно смотрела телевизор, родители с большим трудом его достали, а я даже не умел переключать каналы – сил не хватало, хотя мои друзья в данном деле давно преуспели. Весь день я провёл в ожидании, когда же мне разрешат хоть немножко его посмотреть, но вот теперь я стоял униженный и злой, отсчитывая минуты, когда смогу опустить руки, и обдумывая, каким способом отомстить.
Запись Жени, 1990 года.
Сама не знаю, как так вышло, но я нагрубила маме, не то чтобы сильно, но всё же. Было сложное время, работал только папа. Я взяла дома еды и накормила голодных уличных котят. Мама рассердилась, стала кричать, но она никогда сама меня не наказывала, всегда хотела оставаться добренькой, потому дожидалась отца, жаловалась на моё поведение, а он уже решал, что же предпринять. Мне оставалось лишь мучительное ожидание, в пользу чего будет сделан выбор: гречка или горох с солью. Меня ставили на колени в крупу. Чувство было такое, словно сотни мелких острых камешков впиваются в кожу и разъедают её до кости. Потом мама дула на больные коленки, смазывала их зелёнкой, заклеивала и говорила всем знакомым, что я опять не смотрела под ноги.
Воспоминания Богдана, 1995 г.
Ух, окаянный! – набрасывалась на меня бабуля, а я пытался удрать, но жгучая боль настигала меня и даже добавляла азарта.
Когда же она устала бегать, у меня появилась возможность рассмотреть последствия собственной неряшливости. Сначала на коже вздулись волдыри, я набрал в таз холодной воды и окунул в неё ноги, от холода полегчало. Через время пожаленные места стали чесаться, но я на бабушку не злился. Ведь заработал же, а воспитывала она меня одна. Летом в деревне нужды в крапиве нет. Порвал одежду – по ногам, вымазался – по ногам, забыл собаку накормить – опять по ногам. Зато зимой меньше болел.
Я смотрела, как мальчишка натягивает штаны, и вспоминала своё детство. Мне посчастливилось родиться в глубоко верующей семье. Слово Божье прививалось мне с того самого момента, как заговорила. Как правило, я была послушным ребёнком, но в тех рамках, которых меня держали, провиниться было проще простого: забыла помолиться перед завтраком, в пост съела что-то недозволенное, напрасно упомянула имя Господа. Меня никогда сразу не наказывали, позволяли осмыслить свой проступок. Перед сном лупили ремнём, пока не заплачу, а затем давали в руку Библию и заставляли учить наизусть. Мне тридцать, я знаю почти всё Святое Писание и никогда не бью своих детей.
На следующее утро мы проснулись в прекрасном настроении. Так часто бывает, если накануне немного перебрать алкоголя, а потом иметь бурный секс. Им мы день и закончили, с него и утро начали. Света оседлала меня как дикого мустанга и мы отправились скакать по прериям любви. Время от времени я пошлепывал ее ладошкой по горячей попке, от чего ее движения становились все интенсивнее и интенсивнее. Наконец и лошадка, и лихая наездница достигли финиша. Шлепал я Свету довольно сильно, так что ее попка стала розовой. Когда мы вышли в кухню к завтраку, появилась и Татьяна. Следы на ее попе утратили вчернашнюю багровость, но все равно было видно, что обладательницу славненькой попки накануне неплохо выпороли. Таня пошутила насчет розовой попки старшей сестрички, я отшутился что это была разминка а сюрприз ждет Свету попозже.
Я никогда не сажусь за руль под шафе, так что накануне оставил машину возле дома друзей. И с утра засобирался забрать ее, а заодно приготовить для любимой жены замечательный букетик. Наши друзья жили возле лесопарка, так что взяв машину, я ненадолго заехал в лесочек. Вот и березки, молоденькие и стройненькие с тонкими и упругими ветками. То что надо для хорошей порки! Понимая, что поступаю нехорошо, я все же срезал пяток тоненьких и стройненьких прутиков, сантиметров по 60 длиной, завернул их в кулек и отбыл домой. Вообще-то для моих целей подошел бы и плетеный ремень, служивший домашним воспитательным средством. Судя по рассказам Светы и свежим следам от его применения к Таниной очаровательной попке, сложенный вдвое он был достаточно эффективен. Но мне хотелось подарить любимой жене неизгладимые ощущения, после которых сама идея порки стала бы для нее неприемлемой.
Когда я принес пакетик домой и развернул его, чтобы оборвать листочки и излишие веточки, Света сразу догадалась для чего эти волшебные прутики приготовлены. Она разгуливала по дому в трусиках и беленьком топике, так что реакция ее сосков стала видна мгновенно. Я не удержался и засунул руку ей в трусики, в то самое нежное и ласковое место. Моя любимая и очаровательная кисонька была абсолютно мокрой. Света была готова!
А я, наслаждаясь ее реакцией, предвкушая грядущее лечение жены от пороков воспитания медленно собрал из прутиков букетик, обдал его кипяточком и смазал кончики спиртом. Сугубо из гигиенических соображений. Педант и зануда во всем должен быть таким, даже в порке любимой жены настоящими розгами. Потом обмотал букетик тонкой проволокой... Все, розги были готовы к употреблению. теоретически я был неплохо подкован в вопросах порки. Света всегда охотно и с удовольствием рассказывала как их с Татьяной порол отец, особенно любила она предаваться воспоминаниям о плетеном ремне лежа со мной в постели. Но теперь мне предстояло приобрести практический опыт.
Ну что, Светочка, приступим, - радостно сказал я и помахал в воздухе розгами. Пошли в комнату. Не хочешь Татьяну пригласить в качестве зрительницы?
- А можно?
- Конечно. Так даже привычнее, тем более ты рассказывала что отец порол вас вместе.
Татьяна не заставила себя долго ждать.
- Ну что, спросил я, где тебя пороть и в какой позе? За тобой право выбора.
Света спокойно зашла в нашу с ней комнату, сняла с себя трусики и топик и облокотившись о столик раздвинула ноги и выставила попу. Она как бы поддразнивала и подзадоривала меня. Начинай!
Смелость супруги потрясла меня, но отступать было некуда.
Мне не хотелось делать это и я начал нежно поглаживать розгами тело любимой, прошелся от плечей до попочки, потом погладил нежные окружности ее прелестных ягодиц. Света млела, а я наконец решился...
Я встал немного сбоку, так удобнее было хлестать. Разумется об ударе в полную силу и речи быть не могло. Я занимался тенисом и айкидо, удар у меня был поставлен неплохо. Игра в тенис позволила мне хорошо развить кисть, так что я решил, как говорят, поработать кистью. Взмах и первый удар обрушился на прекрасное тело моей супруги. Именно обрушился, потому что сразу на попе выступили красные полосы, а Света ойкнула. Два! Три! Четыре! Пять. Я сменил позицию и став с другой стороны стал хлестать ее розгами, по другой половинке, создавая на теле симметричный рисунок. Я не щадил любимое обожаемое тело. Клин клином вышибают - это известно. Поэтому я решил высечь свою супругу так, чтобы дурные мысли о порке навсегда исчезли из ее хорошенькой головки.
Света держалась стоически, постанывала, хотя я разошелся не на шутку. Она старалась периодически сжимать и разжимать ягодицы в такт ударам розги. К концу первой двадцатки попа и бедра постепенно приобрели почти свекольный цвет. А кожа выглядела так, будто на нее насыпали кашу покрашенную в красный цвет. Я понял смысл выражения "березовая каша".
Ну как самочувствие? Участливо спросил я супругу и нежно провел рукой по ее возбужденной груди. Соски были каменные. А дальше нежно пальчиком я попробовал ее влажную кисульку, мокренькую и жаждущую.
Света держалась молодцом и сказала, что терпимо и просто спросила:
Сколько осталось?
Десяточка, чтобы не отставать от Татьяны. Только ты получишь ее не по попе, а по спине. И с этими словами я со всей силы хлестнул супругу по верху спины. А потом еще и еще, и так десять раз. К концу порки тело моей любимой Светульки выглядело и красиво и ужасно одновременно. Но я понял постыдную для себя вещь, мне нравилось хлестать любимое и обожаемое тело ничуть не меньше, чем целовать и ласкать. Следы от розг возбуждали, они придавали особую сексуальность прелестному телу Светланы.
Татьяна с интересом наблюдала за сечением своей сестрички, и по окончании экзекуции тактично удалилась. Якобы за волшебной мазью. Тактичная девушка! А я избавившись от одежды сзади вошел в Свету. Это не потребовало никаких усилий, ее мокрющая кисюшка просто жаждала хорошего утешительного массажика изнутри. Тем более массажный инструмент был в полной готовности.
Секс был сумасшедший, Света визжала и стонала, оргазм был не оргазмом, а настоящим цунами. Да и я, признаться, не испытывал еще такого удовольствия, хотя поза, когда я брал жену сзади была из наших излюбленных.
В итоге получилось совсем не так, как планировал я, а скорее совсем наоборот. И не излечил я Свету от "пагубного порока", а скорее сам целиком поддался ее "тлетворному" влиянию. Женщины всегда добиваются, чего хотят.
Эта порка настоящими березовыми розгами открыла новую страницу в наших с ней отношениях.
Рецензии
Классно, секси!
По моему скромному мнению, такие наклонности живут в каждом человеке.
А кто клянется, что в нем не живут, пускай хоть раз получит по голой попке.
Лично я возбуждаюсь от одного прочтения и фильма, что прокручивается в голове.
И здесь вовсе нет и тени мазохизма: ведь хочется приносить не боль и унижение, а заботливо доставлять удовольствие!
Сама пишу об этом, заходите, если будет желание, у меня все о прекрасном и запретном.
Мазохизм - это скорее понятие некоего психологического состояния. Моя жена просто возбуждается во время порки, даже в процессе ожидания. Такова уж ее физиология. Но в жизни это сильный волевой человек, как и ее младшая сестра. Та вообще термоядерный бульдог. А в школьные годы обеих регулярно порол ремнем отец, любил, но порол плетеным ремнем по голой попе. Плетеным потому что он сильнее по ощущениям, но не оставляет следов. Мой тесть кстати крупный специалист по рефлексотерапии, имеет свой кабинет.
Плакат Фонда поддержки детей. Наташа Кристеа.
Ясный весенний день радовал теплом и отсутствием ветра. Стоять в ожидании автобуса было даже приятно, вспоминая, что ещё совсем недавно морозы и слякоть вызывали совсем иные ощущения. Народу на остановке было не много, час пик уже закончился и интервалы в движении явно увеличились. Подъехала ненужная мне маршрутка, часть людей уехала, немногие, как и я, терпеливо ждали следующего номера, без интереса поглядывая по сторонам.
Молодая пара, не спеша, приближалась к пока ещё не состоявшимся пассажирам. Было видно, что симпатичная, модно одетая женщина, явно, что-то доказывает своему спутнику. Они оба выглядели не старше тридцати лет. Слова ещё не были различимы, но её правая рука с раскрытой ладонью энергично делала рубящие движения в подкрепление каких-то слов.
Они приблизились, встали чуть в сторонке от людей, но говорили не шепотом, а так, что, если не всем, то, по крайней мере, ближайшим к ним людям не представляло труда их слышать.
Нет, ты, что не мужик? – продолжала с какой-то агрессией вопрошать молодая особа, - Не знаешь как ремень в руке держать? Намотай конец на руку и хлещи пряжкой, а не так, как ты вчера! Это, что было? По-твоему наказание?
Рослый, сухощавый мужчина, как бы пряча свой рост, сутулился и с каким-то смущением, попробовал возражать:
- Ну, ей же было больно, она и так визжала, ты же видела …
- Ей больно было? Не смеши меня, у неё даже и следов не осталось. Визжала она! Да она это как развлекуху восприняла. Она на карусели тоже визжит. Нашёл довод! – она покосилась на стоящих людей и чуть тише добавила, - Ты понимаешь, что так можно вконец испортить ребёнка?
- В смысле? – с недоумением спросил, по всей видимости, её супруг.
- А в том смысле, что если при слове порка у неё поджилки трястись не будут, то её потом уже ничем не проймёшь. Она решит, что коли в первый раз перетерпела, то ничего страшного в этом нет. Мне-то это хорошо известно, в отличие от тебя.
- Но я так не могу, Вика! Она же маленькая да ещё девочка. Вот сама и пори её, если тебе так хочется.
- Я-то смогу, но это должен делать отец, а не мать. Моя мама меня ни разу не только пальцем не тронула, но и ещё и отца останавливала, когда видела, что проступок не велик. Потому что отец, если меня драл - так уж драл. До крови и до синяков во весь зад. А не как ты: ремешок сложил, пошлёпал для вида и решил, что свой долг исполнил. А она мне утром опять дерзить начала. Я скорее двойку прощу, чем это. Если она в десять лет так себя ведёт, то, что дальше будет?! Нет, так дело не пойдёт! Сегодня же, слышишь, всыплешь, как я тебе говорила!
- Вик, автобус идёт!
- Это не наш. Ты мне ответь, ты всё понял?
Мужчина опять вобрал голову в плечи и, с видом побитой собаки, тихо проговорил:
- Я не знаю, Вик, честно, как я смогу её до синяков бить?! Да она меня потом возненавидит, и я себя тоже, поверь.
Супруга усмехнулась и рукой чуть взъерошила волосы мужа:
- Глупый, вот я разве плохо отношусь к своему отцу? Обижалась, конечно, когда он меня лупил, но повзрослела и поняла, что он был прав. Что, разве он меня плохо воспитал? Может из меня плохая жена вышла? Так и скажи!
- Хорошая! – он потянулся и ласково чмокнул её в щёку, - Лучше не сыскать!
- Ну, вот видишь! А на счёт того, что не сможешь, не беспокойся. Главное, чтобы ты, наоборот, не увлёкся этим, потому что знаю, как это бывает.
- Это ты о чём? – недоуменно и с каким-то подозрением спросил глава семейства.
- Ты ведь знаешь Нину, мою подругу?!
- Знаю, конечно.
- Ну, так вот. Её отец, когда мы с ней ещё в младших классах учились, тоже, вроде тебя, со своей дочурки аж пылинки сдувал. А потом одна история произошла … - молодая женщина, как-то по-девчоночьи захихикала и прервала рассказ, словно не зная, рассказывать ли дальше.
- Что за история? Расскажи, время быстрее пойдёт!
- Да даже не знаю, как тебе это объяснить? Мы уже в шестом классе учились. У девчонок в этом возрасте всякие заморочки бывают, ну, ты понимаешь о чём я?! С Нинкой мы с первого класса подружились, после уроков то она ко мне домой бывало бежит, то я к ней. Секретов друг от дружки не таили. Она знала, что меня за провинности ремнём наказывают. Сначала просто сочувствовала, потом ей всё любопытнее становилось. Каково это - ремнём по попе получать? Сама-то такого не испытывала, вот и расспрашивала:
- А ты орёшь или терпишь? А тебе перед папой с голой попой лежать не стыдно? Ну, в общем, всё в таком духе. Иногда меня даже шлёпала, чтобы в ответ получить. Ну, мне это как-то раз надоело, и я ей предложила, а, мол, хочешь взаправду быть наказанной? Как это? - она спрашивает. А так, говорю, ты сегодня двойку схватила, да ещё учительнице наврала, что дневник дома забыла. Меня за такое дело отец полчаса бы порол. А тебя, небось, только мама поругает? Ну, да, - она кивает. А теперь представь, что я – мой папа, а ты – это я. Представила? Представила, отвечает. Ты меня теперь накажешь, да? Спрашивает, а сама краснеет до ушей. Ещё как, - я ей в ответ, - а ну-ка неси сюда ремень! Тут она в ступор вошла. Какой, спрашивает, ремень, если он в папиных брюках, папа на работе, а другого ремня у нас в доме нет? Подумала немножко и придумала. Помнишь, говорит, нам Светка рассказывала, что её дома прыгалками стегают, да так больно?! Прыгалки могу дать! Ладно, соглашаюсь, давай свои прыгалки. Попробуем, но если что, так я домой сбегаю и свой ремень принесу, индивидуальный, потому что для брюк у моего отца другой есть.
Приносит она из прихожей знакомые мне прыгалки. Ничего они так, - хлёсткие оказались. Снимай, приказываю ей, трусы и ложись на живот. Улеглась она и ждёт.
Я примерилась, мне самой любопытно стало, до этого только меня стегали, а сама-то я никого. Короче, размахнулась, как отец мой делал, да и врезала ей по булочкам. Она как заверещит, с дивана скатилась, попку трёт. Дура, кричит, больно же! Тут меня смех разобрал. Она плачет, а я смеюсь. Ты же сама хотела себя испытать, говорю, слабачка! Тут боль у неё, видно отошла, она духом воспрянула, и отвечает, что это она от неожиданности. Давай, говорит, продолжай, теперь я терпеть буду. Но я сразу сообразила, что её терпения хватит только на один удар, поэтому выдернула из какого-то халата матерчатый пояс и связала ей ноги, чтобы брыкаться было трудно. Руки за спину завела, прижала к лопаткам и начала охаживать. Она вырывается, а меня какая-то злость берёт – ещё сильнее хлестнуть стараюсь. Короче исполосовала её от поясницы до колен, потом опомнилась, руки её отпустила. Всё, говорю, ты прощена, вставай. А она, знай себе, ревёт. Я с тобой больше не дружу, кричит, - уходи! Ну, я домой пошла, а у самой предчувствие какое-то нехорошее. Перестаралась я явно.
И точно. Как потом мне Нинка рассказала, вечером родители с работы пришли: то да сё – всё как обычно. Только эта дура в домашнем халате была, а халат этот едва коленки прикрывал, вот её мать и заметила случайно след от скакалки на ноге. Что это, спрашивает у тебя, да подол-то и приподняла. А на ляжках кровоподтёки в виде петелек. Она чуть со стула не свалилась от изумления. Почему да откуда? Ну, та и выдала, что, мол, играли мы с подружкой так, типа, в дочки матери. Что тут началось! Мать её на Нинкиного отца напустилась. Я, кричит, говорила тебе, что строгость надо хоть иногда проявлять. Вот теперь бери ремень и выбивай клин клином, а я пойду сейчас к Викиным родителям.
Короче, когда звонок в дверь раздался, у меня сердце сразу ёкнуло, поняла, что мне сейчас несдобровать. И точно, на пороге Нинкина мать нарисовалась и на меня наговаривать начала. Отец, недолго слушая, прямо перед ней меня пороть начал. Я кричу, что не виновата, что она сама меня попросила, а он знай, хлещет и хлещет, только приговаривает: «Нравится игрушка? Вот тебе ещё, вот тебе ещё!». Нинкина мать окончания порки дожидаться не стала, домой заторопилась. Отец меня на минутку оставил, до двери её проводил, и всё советы давал, что нужно сейчас сделать. Потом
вернулся и продолжил пороть меня с того
места с которого начал. Но уже не так
сильно, и даже стал посмеиваться над
нашей с Нинкой забавой.
Ну, подружке, наверное, тоже влетело? – спросил, уже с интересом слушающий её рассказ, супруг.
- Не то слово, влетело! Пока её мать у нас была, её мечта осуществилась – отец ей ремнём по заднице всыпал. Но, видно, недостаточно. Потому что когда его жена вернулась, вся взвинченная да ещё под впечатлением увиденной не слабой порки, то заставила его взять ремень снова в руки и пороть Нинку так, как порол меня мой отец. В общем, на следующий день мы обе с трудом могли приседать и на стулья садились, как старушки, медленно и осторожно. А когда Нине пришлось встать, чтобы ответить что-то училке, то я заметила, как у неё ягодицы подрагивают в судороге. А это означало, что подруга получила по полной программе, и без пряжки, видно, не обошлось. На переменках было легче. Мы стояли, как бы смотря в окно, и делали вид, что с нами всё в порядке. Правда, Нинка не разговаривала со мной целых два дня, но, видя, что я страдаю так же, как и она, не выдержала и всё мне рассказала. Мы помирились, но для подруги худшее только начиналось.
Это почему?
- С того дня Нинкин отец, видно, вошёл во вкус. И куда только делся бывший добрый папочка?! За двойки Нина стала получать ремня регулярно, а так как училась она гораздо хуже меня, то редкая неделя проходила у неё без наказания. А если добавить, что все замечания в дневнике приравнивались к двойкам, то сам понимаешь, что её попа постоянно светилась всеми цветами радуги. Когда мы были уже старшеклассницами, её отец стал вместо ремня пользоваться резиновым сапогом.
Да ты что? Зачем?
- Он брал в руку резиновый сапог с литой подошвой и бил дочь каблуком по бёдрам до кровоподтёков. А потом предупреждал её, что если кто-то, особенно на медосмотре, спросит, откуда синяки, то она должна будет сказать, что это её какие-то хулиганы побили на улице. Меня отец выпорол в последний раз перед тем как мне исполнилось шестнадцать – я покурить попробовала, а он учуял. Потом сказал, что большая стала, и ему уже стыдно делать мне внушения ремнём, пора, мол, самой понимать, что к чему. А Нинку отец чуть ли не до её свадьбы лупил. Она и замуж-то выскочить торопилась, видно, от этого. Понял, почему я тебе это рассказала?
Супруг помолчал, покивал головой и задумчиво произнёс:
- Кажется, да. Неужели ты думаешь, что я способен стать таким, как отец твоей подруги?
- Я к тому, что не зарекайся, а постарайся себя контролировать. Мужчинам свойственна жестокость, а она может проснуться совершенно неожиданно.
- Я тебя сейчас не понимаю, Вика. Ты сама требуешь от меня, чтобы я драл свою дочь как сидорову козу, и в то же время, говоришь, что мужики садисты.
- Я не сказала, что все садисты. Я просто хочу, чтобы ты стал, хоть немножко, похож на моего отца и вместе с тем не превратился бы в такого тупого, ничего не понимающего в воспитании, папашу, который бьет не для того, чтобы исправить, а потому, что ему стал нравиться сам процесс и он от этого тащится. Понял?
Мужчина вздохнул:
- Да понял я, Вик, тебя, понял! Только почему я должен выбирать между твоим отцом и отцом твоей подруги. Я тебя не устраиваю такой, какой я есть?
- Во многом устраиваешь, но в доме должен быть мужчина во всех отношениях, а не только как любящий муж. Ты любящий муж?
- Ты ещё сомневаешься? – он опять потянулся, чтобы поцеловать жену.
- Вот и хорошо, - она кокетливо прижалась к нему и добавила, - сейчас приедем домой, и пока я готовлю ужин, докажи и мне, и Насте, что у нас строгий папа, и он умеет, если нужно, пользоваться ремнём. А вот, кстати, и наш автобус.
Они сели и уехали. Мне было с ними не по пути.
На душе стало как-то скверно. Казалось, я должен был испытывать жалость только к незнакомой мне девочке Насте, но мне, почему-то, становилось всё больше жальче супруга этой убеждённой
в своей правоте женщины, которая, как я
понял, начиная со своих детских лет
старательно копировала своего отца в практике воспитания и наказания детей.
P.S.
«Около двух миллионов детей в возрасте до 14 лет избиваются родителями, 50 тысяч детей ежегодно убегают из дома, спасаясь от семейного насилия …» Юлия Михайлова, председатель Центра защиты семьи и детства Всероссийского созидательного движения «Русский лад» «Всё лучшее? Детям?» («Правда Москвы». 17.08.11).
А это значит, что ежедневно пять с половиной тысяч детей в России получают в семье порку и побои. Каждый час, прямо сейчас, свыше двухсот детей плачут или кричат от боли, может быть, в соседнем доме или за стенкой вашей комнаты.
«Две трети избитых – дошкольники. 10% из зверски избитых и помещённых в стационар детей умирают. Число избиваемых детей ежегодно растёт. По данным опросов правозащитных организаций, около 60% детей сталкиваются с насилием в семье, а 30% - в школах («МК» 16.04.05).
Ноябрь 2011
Печальное продолжение темы: Традиции святы, или Поэма о порке
Порка для достижений в спорте: "Старая недобрая скакалка"
"Три прута против рапиры"
Русланчик 02.04.2019 15:03:22
Всякое тут пишут. Но никто не заглянул в душу пацана, которого дома наказывают ремнем. Он в классе видит ребят и думает = вот они нормальные, а я ПОРОТЫЙ. Они не знают позора этого наказания. Они легко и просто живут, у них настоящее детство, а я ПОРОТЫЙ. Они не знают как пацан
под ремнем превращается в сопливое, дрожащее, обмочившееся ничтожество - он ПОРОТый. Потом долго он будет ходить подавленный, сам не свой и все вновь и вновь переживать последнее наказание и думать о том, что он в классе, а может быть и во всей школе, единственный ПОРОТЫЙ. Его никто не защитит, он не сможет кому то жаловаться на своих родителей. Он будет в одиночестве переживать свою долю - он ПОРОТЫЙ!
Владислав 21.10.2018 23:31:39
Чего в жизни подростка не бывает. В 7-м классе меня, вдруг, выпорол за две пары папа Вдруг - так как раньше за оценки меня не наказывали и вообще не пороли. А тут, впервые, заставил спустить трусы и больно отлупил. Такого позора я не ожидал и не мог смотреть в глаза родителям. Тихонько собрался и ничего не сказав уехал к тете -- маминой сестре. Она приветливо меня встретила и приласкала. Я расчувствовался и рассказал ей все как было. Она явно сочувствовала, но сказала, что, все же, позвонит родителям. Вскоре приехала мама. Говорила, что у папы на работе неприятности и он сорвался. Уговорила меня ехать домой. Я ожидал, что папа будет сердиться, но он молчал. Когда я уже ложился спать он зашел и сказал, что был не прав, что я уже большой парень и так со мной поступать было нельзя, что впредь с его стороны такого не будет. Но, он попросил, чтобы и я сделал шажок навстречу - обещал больше двоек не получать. Я с готовностью обещал. Сразу не подумал, как это трудно. Это стоило мне весьма немалых усилий. Однако, сам на себя удивляюсь, до окончания школы я не получал больше ни одной двойки.
Геннадий Дергачев 22.10.2018 09:11:08
Спасибо, Владислав, что поделились и рассказали случай из своей жизни, весьма, надо сказать, поучительный тем, что родители повели себя дипломатично и смогли повернуть всё случившиеся на пользу и Вам, и себе. 13-14 лет - это очень сложный возраст, и конфликты с родителями нередко переходят в непримиримые состояния, среди них и уход из дома. А это большая проблема, если верить статистике: дети иногда пропадают навсегда, если у них нет родственников, к которым можно на какое-то время приехать. Вам с этим повезло. Сейчас трудно сравнивать, как было и есть без статистики. В советское время порка детей в семьях была делом настолько обычным и привычным, что возмутить кого-то могла только, если провелась с особой жестокостью, а так, наверное, не ошибусь, если скажу, что в средних классах процентов 80 детей эпизодически сечены были, и сами выпоротые ничего трагического в этом факте не находили. Но были, например, в моём 6-7 классе мальчишки и девчонки в количестве 4-5 человек, которых пороли весьма чувствительно по нескольку раз на неделе: но общественное мнение со стороны учителей и других родителей звучало пассивно: "Так пороть, конечно, уж слишком, но в больнице ребёнок не нуждается, значит, и нечего суваться в воспитание чужих детей! - Да сейчас такие дети пошли, что по-другому с ними и нельзя! - добавляли другие. Слово "сейчас", как вижу, продолжает оставаться актуальным каждый день на протяжении десятилетий, а точнее сказать, столетий! :(А вообще, в большинстве случаев всё очень индивидуально: и наказания, и результаты после наказаний, и последствия... Общего рецепта, наверное, нет и быть не может: поротое поколение не хуже и не лучше непоротого - преступления совершаются, безнравственность не исчезает, гуманизм избирательный, а не всеобщий - таковы пока люди, пока они люди, а не биороботы!
Рис. Ричарда Бойнтона
СМ 22.01.2018 20:04:16
Понравилось!
Семен 15.01.2018 18:32:20
Много пишут ерунды о порке. Здесь теории и экскурсы в психологию не к чему. Все очень просто. Мальчишек надо наказывать. Оригинальничать с девайсами не к чему - хорош обычный ремень Я это знаю по себе. Отец драл до 16 лет. Я тоже своего обалдуя временами направляю ремнем. Считаю, что чаще, чем раз в месяц это делать не следует. Пацану уже 15. Порку терпит - уже больше года не кричит и не плачет. Даже простить не просит - надуется и молчит. Вижу в глазах чертенок, хочется ему ослушаться: не спустить штаны, не даться, но пока. побаивается. Знает, что за сопротивление можно получить дополнительно пяток (а то и больше) особо горячих. Думаю как исполнится 16 ремень придется отставить.
Геннадий Дергачев 16.01.2018 12:20:39
Вы говорите, что всё очень просто, но простота человеческая приводит к разным результатам, недаром есть и английская, и русская пословица: "Простота хуже воровства". Если есть поступок - есть и его психология. Можно обойтись без психологии? Конечно, равно, как можно обойтись без ремня! Но ремнём ставить точки над i проще, пока физической силы больше, чем у наказываемого, а в дальнейшем, как жизнь пойдёт: вилами на воде писано, хотя ещё многие верят прописанному ремнём:) Трудно предсказывать чужие поступки, может и вправду порка пойдёт Вашему сыну на пользу (вгоняю этой фразой, наверное, в ужас зарубежную ювенальную юстицию), а, может, когда он получит самостоятельность, она станет причиной возникновения не тех взглядов на жизнь и поступки, которые Вы ему сейчас внушаете. Есть такое мнение, что надо хорошо знать лошадь, на которую ставишь, но господин случай очень часто делает и такие ставки проигрышными. Но главное, нельзя забывать о другой опасности: сын Ваш может станет применять этот же метод воспитания и к своим детям (как Вы сейчас), если они у него будут, а где гарантия, что он "норму" знает и не засечёт ребёнка до смерти? Есть такие случаи, есть цифры статистики, - вот собственно, что и тревожит, наблюдая и слыша, что агрессия в людях не уменьшается, а, вроде, даже возрастает, приходится уже острее всматриваться в окружающих, и решать для себя вопрос: а нет ли в них порока неадекватного поведения (в коневодстве говорят - отбойности:))
За рецензию спасибо!
Со мной произошла такая история
Один раз я получила первую двойку, мне было 14 лет. Пришла домой как ни в чем не бывало, вся в слезах. Папа сидел на кухне. Я быстро прочкочила мимо его. Он меня заметил.
Я сразу села за уроки. Через время папа пришёл ко мне в комнату, спросить почему я не пришла обедать
Взял мой дневник и открыл я очень испугалась
Он начал кричать что это такое, я расплакалась.
- Извини, я больше не буду-сказала я.
Он сказал чтоб я снимала штаны и лоилась ему на колени. Я легла. Он начал сначала быть по голой попе ладошками, было очень больно и я плакала. Я считала удары. Он сделал мне 48 ударов и вышел из комнаты. Я думала все кончено, но через 7 минут он зашёл в комнату со своим армейским ремнем, я испугалась и сильно расплакалась он сказал ложись на диван, я не стала снимать штаны и легла. Он сделал 24 удара и снял с меня штаны. Я была в одних трусиках Он продолжил, он увидил что на 12 ударе я ещё держусь и вконце снял с меня трусы
Я кричала папа не надо.
Он продолжил. Я сильно плакала и просила ппекратить. Ремнем он меня пород около 30 минут.
- Встань, сказал он
Я еле встала
- Ждм меня сдесь.
Я знала что это ещё не все.Я не могла сесть, потому как у меня болела жопа. Я сильно плакала и ждала что будет дальше
Меня 20 минут в комнату вошёл папа. У него в рукох была тонкии палки (розги). Я кинулась ему на шею и просила прощение. Он взял меня и повёл к дивану, снял с меня штаны и принялся за дело. Я сильно плакала
На следующий день, с утра я вышла к столу. Родители как ни в чем не бывало пожелали мне Доброго Утра. Я пожелала им такого же. После завтрака папа повез меня в школу. Я в машине расплакалась после вчерашнего, так как на моей попе живого места не было. Папа начал меня успокаивать
И сказал мне что за каждые шалости, даже за маленькие я буду получать ремня.Он сказал что его тоже в детстве пороли, сильнее чем меня он вчера выпорол. Потом обьнял меня
