Говорят, ад – это трагедия, которую ты переживаешь вновь и вновь.
В руке длинного и худого, как бамбуковый стебель, Гришки лежал пистолет: затвор переливался светом, шероховатая рукоять впивалась в ладонь, а дуло смотрело в глубокие не по годам глаза.
Гришка зажмурился, и перед внутренним взором покатились танки, начали разрываться снаряды, раздавались крики бойцов. Тяжёлый от пороха и крови воздух сдавливал грудь. В двух шагах прогремел взрыв, земля вздыбилась и окатила Гришку. Он упал в окоп и закричал от звона в ушах.
Открыв глаза, Гришка увидел Максима: из его груди, облаченной в партизанскую форму, вытекал жизненный сок. На горизонте заскрипели гусеницы танков, замаячили вражеские отряды. Они шли в полный рост, а их автоматы тараторили на непонятном Гришке языке, пронзая товарищей шальными пулями.
Гришка снова открыл глаза. Перед ним очутилась комната, в которой он жил с рождения уже восемнадцать лет, за окном гудели машины. Наэлектризованная волна ужаса окатила с головы до пят. Гришка бросил пистолет и попятился назад, вытаращив от волнения глаза, но мамин пуфик попался под ногами, и Гришка, вслед за напугавшим предметом, очутился ничком на полу.
–Сынок, – из кухни вышла мама. Низенькая, полная, с глазами-блюдцами – она являла собой красоту малоросских женщин. – Ты в порядке?
Сын кивнул. Мама присела на диван. Её глаза блестели от тревоги.
–Григорий, расскажи мне всё. Расскажи всё, что было.
–Ты слышишь меня? – Справа от Гришки послышался знакомый голос. Юноша оцепенел от ужаса – Ты меня видишь?
–Гриша, расскажи, – не унималась мать. – Я всё пойму.
Гриша краем глаза заметил то, в чём не мог признаться самому себе. Он крепко сжал зубы, чтобы не закричать. Раздался звонок в дверь.
–Пойду открою. – Сказала мама, теребя в руках кухонное полотенце.
На пороге показался плечистый мужчина в полицейской форме. Мама, увидев его, как-то даже обрадовалась. Она боялась признаться себе, что с того момента, как сын вернулся бог весть откуда, его присутствие в квартире наводило на неё страх. Она не понимала своих мыслей, но женское чутье твердило одно: "сын изменился -он опасен".
–Товарищ майор, здравствуйте, – на лице женщины заблестела улыбка, – проходите, пожалуйста.
Майор слегка приподнял фуражку в знак уважения. Его глаза зацепились за юношу на полу.
–Григорий, здравствуй.
Гриша смотрел нарочито прямо, и лишь краем глаза не мог оторваться от чего-то, что не видел никто. Он напоминал кота, который смотрит в пустоту и фыркает, будто видит призраков.
–Ну, давай присядем, – майор силой приподнял юношу и усадил на диван подле себя.
Ему хотелось так много сказать, но именно оттого, что слова перевались через край, ни одно не попадало на язык. Мать села в кресло. Все молчали.
–Мне жаль Максима, Гриша. Хороший был парень.
Мама хотела вцепиться в глотку майору Соколову, чтобы оттуда, наконец, раздались правдивые слова, а не те, что произносятся постоянно: ребята поехали на три месяца в трудовой отряд, один сорвался со скалы, другой выжил.
"Не мог Максимка сорваться со скалы", – думала она. – "Он и по скалам-то никогда не ползал, ментовская ты рожа! "
Пятерня по-дружески упала на плечо Гришки.
–Вот что, сынок, – начал майор, но осёкся на полуслове. – Приходи завтра ко мне. Разговор есть.
Гришка молча кивнул.
Следующим утром Григорий Пронько шёл по улице. Летнее солнце приветливо светило, под ногами начал нагреваться асфальт, жужжали по своим делам машины. Гришка вертел по сторонам головой, точно впервые видя, как величественно сверху вниз смотрят стеклянные высотки и подмигивают разным цветом светофоры. Вдалеке смеялись дети. Грише казалось, что новая жизнь не заставит себя ждать. Вдруг справа раздался визг колёс. Машина остановилась в сантиметре от Гришки.
–Идиот! – Закричал водитель. – Смотри куда идёшь!
Гриша от страха упал. Сердце забилось, на лбу выступил пот. Юноша смотрел на машину, но видел не её. Перед ним стоял вражеский БТР, наверху которого сидел пулемётчик с сигаретой в зубах. Вдалеке раздалась канонада. Где-то взорвался снаряд. Бам! Гришка закрыл голову руками. Бам!
Пронько зажмурился так сильно, что заболели веки. Он взмолился, чтобы это прекратилось, чтобы всё кончилось, как вдруг над ним раздался голос:
–Посмотри на этого психа.
"Всё кончено? " – подумал Гриша, и посмотрел наверх. Над ним стоял здоровый, как бетонная плита, парень, разодетый в цветастые шорты и футболку, и усмехался. Гришка поднялся и стряхнул с себя пыль.
–Тебе лечится надо.
–Пойдём, Катюха, – скомандовал здоровяк, и парочка поковыляла на ту сторону дороги.
Когда Гришка очутился возле отделения полиции, его затрясло от воспоминаний. Каждая мелочь будто встречала его со словами: "Вот здесь, Гриша, тебя и Максима вели в отделение, а здесь тебя допрашивали, помнишь? "
–Помню, – сказал Гришка вслух, и понуро зашагал по памятным местам.
Два стука в дверь, крик "войдите", и перед Гришкой уже сидел майор Соколов, по своему обыкновению ковыряясь в кипе бумаг.
"А что, если это дела таких же, как я? " – Подумал Гришка, но спрашивать об этом майора не стал.
Майор увидел Гришку и протянул руку. Гриша молча стоял. Вспомнив, что Гриша – особый случай, Соколов протянутой рукой указал на стул и предложил присесть.
–Ну что, Гришка? Как ты?
Гришка пожал плечами.
–Тяжело, понимаю. – Сказал майор. – Первое время всегда тяжело. По себе знаю.
Майор раскрыл портсигар и протянул Грише. Тот отрицательно помахал головой.
–Уважаю. – Сказал майор.
–Гриха, ты чего? Это же я. Ты слышишь меня? Ты меня видишь?
Майор пристально поглядел на парня, пытаясь понять, отчего он такой скованный.
"Война – дело не шуточное. " -Подумал он.
–Вот что, Гришка. Тебе надо привыкнуть к новой жизни – та жизнь для тебя закончилась. Уговор ты свой выполнил, я свой тоже – уголовное дело на тебя закрыли. На твоего друга, – Соколову стало неудобно говорить об этом, и он зашелестел бумагами, чтобы скрыть волнение, – ну, ты сам понимаешь. Вы, ребятки, сделали свой выбор – или шесть лет в тюрьме за хранение и сбыт, или пара месяцев добровольцем там... Словом, не будем ворошить прошлое.
Пронько кивнул.
–Гриха, обернись. Я здесь. Посмотри на меня.
По Гришиной спине пробежали колючие мурашки. Соколов закурил.
–Ты, Гришка, парень ответственный. Герой, можно сказать. М-да. Но я хочу, чтобы ты освоился среди таких же трудных ребят, как и ты. Понимаешь?
Язык дыма принялся лизать потолок. Соколов встал и отворил форточку.
–Есть центр для вчерашних малолеток, – майор прокашлялся, – то есть, для тех, кто только вступил во взрослую жизнь, но уже успел обо... кхм-кхм....Обгадиться, словом. Ничего сложного там нет: подай-принеси. Улицы подметают, траву стригут, ну, и всё такое... Успокаивающее, что ли. Я хочу, чтобы ты лето с ребятами перекантовался, а дальше – свободен, как птица. Лады?
Гриша кивнул.
–И, ещё, сынок, – Соколов наклонился к юноше, глаза его вперились, – никто не должен знать, где ты был. Ты помнишь наш уговор? Это – военная тайна. В тех краях наших военных нет – только добровольцы и местные. По документам ты был в Абхазии, бабочек изучал, или чего там написано. – Дым окутал Гришино лицо. – Слышишь?
–У-гу, – промычал Гриша в ответ.
"Посмотри, посмотри на него. Прикидывается он? " – Думал Соколов. – "Да, нет. Замышляет чего? " – Майор бросил грозный, оценивающий взгляд и, окончательно убедившись, что Гришка не представляет угрозы, указал ему на дверь.
–Завтра в девять на остановке "Юннаты". Там тебе всё растолкуют.
Безлюдным утром выходного дня Гриша, облачившись в спортивную одежду, отправился отбывать трудовую повинность. Его встретили неприветливо грязный "ПАЗик" и пятеро ребят, одетые в мандариновые комбинезоны. Майор Соколов стоял поодаль и курил. Заметив Гришку, он зашагал в его сторону.
–А, вот и ты. – Он бросил взгляд на оранжевую молодёжь. -Обормоты, идите сюда.
Ребята побрели к майору.
–Так, знакомьтесь – это Гришка.
Гриша огляделся. В глаза бросилась знакомая парочка, с которой он встретился на пешеходном переходе.
–За что повязали? – Сказал один сухопарый парнишка с впалыми щеками и щербатым ртом. – Конфеты в магазине украл?
Толпа загоготала.
–Отставить. – Сказал майор. – Вас это не касается. Григорий будет с вами до осени.
–Блин, – сказала девушка, в которой Гришка узнал "Катюху", – а мне до ноября чалиться. Считай, до зимы в комбезе преть.
–Отставить разговорчики. Гриша, это Катя.
Девушка насмешливо ухватилась за края комбинезона и сделала реверанс.
–Это – Андрей, – указал майор на здоровяка, который был вместе с Катей в тот день. – А с остальными ты познакомишься по ходу дела.
Ребята сели в автобус. Гриша протягивал парням руку и представлялся, но никто не обращал на него внимания.
–Эй, псих. – Послышалось за спиной у Гриши. – За что приняли-то?
"Тебя нет, тебя нет, тебя нет. "- Повторял он про себя.
–Как нет? Гриха, я вот он, я здесь. Расскажи им, расскажи.
Затарахтел двигатель, и машина двинулась напрямик. Гриша сел возле окна.
–Э, ты что, оглох?
–Дрон, оставь его. У него итак это, – Гриша увидел в отражении окна, как Катя смотрит на него и крутит пальцем у виска. Дрон беспардонно заржал.
Автобус петлял по ухабистым дорогам. Воздух густел. Гриша попытался открыть форточку, но та оказалась намертво обездвиженной. Тогда Гриша прислонил голову к окну, и стал ощущать, как глаза сами собой закрывались, а сознание отключалось от окружающей действительности.
Раздался взрыв. Гриша посмотрел вперёд – танки становились всё ближе. Несколько пуль пролетело над самым ухом. Гриша пригнулся. Бам! Рукой вытер лицо от горячей земли. Снова взрыв! Бам! Гриша упал в окоп так глубоко, чтобы ни одна гадина не могла его достать. Бам!
–Гриха, гри-и-ха! – Раздался протяжный вой.
Гриша поднял голову и обомлел – в шаге от него лежал Макс, а из его груди сочилась алая кровь. Гриша подскочил к нему и принялся шарить руками в сумке в поисках бинта. Ничего. Бам!
–Я не хочу умирать, Гриха! – Хрипел Максим и кровь заливала его зубы. Максим посмотрел на рану, затем на Гришу с немым вопросом в глазах.
–Тиштиштиштиш, – лепетал Гриша и чувствовал, как от страха по штанам потекло что-то теплое. Кровь?
Гриша проснулся от пощёчины. Над ним стояли ребята во главе с Дроном, который ехидно скалился и гоготал.
–Подъём.
Дрон смотрел то Грише в глаза, то на его штаны. Гриша почувствовал что-то мокрое. Он коснулся рукой паха, и страшная мысль, точно молния, сверкнула в голове. Не говоря ни слова, Гриша выскочил из автобуса и выбежал прочь под обидные окрики.
Дома его застала мать. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять что случилось. Она уже хотела утешить сына, но тот скрылся в своей комнате и запер дверь.
Ночью Гришу терзали кошмары. Он видел злое, окровавленное лицо противника, который запрыгнул к нему в окоп. Рука его крепка держала нож, зубы стучали от злобы и страха. Гриша вытащил из-за пояса свой клинок, навалился на неприятеля всем телом. Бам! Прогремел взрыв, глаза замело землёй. В ушах зашумело, а у самого уха раздался предсмертный вопль. Грише показалось, что кричал он сам. Парень вдруг упал на спину и ощупал рукой живот – боли не было. Он взглянул на вражеского солдата, чьё лицо исказилось и застыло в жуткой гримасе.
–Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей, – сказал Гриша.
Пронько приблизился к мёртвому телу и снял каску. Перед ним предстал солдат с нежными, ещё совсем детскими чертами лица. В голове промелькнула мысль: "он ведь ровесник мой, или младше".
–Убей их всех, – кто-то кричал за спиной, – убей!
Гриша проснулся от собственного крика. Он нутром почувствовал, как возле двери стоит мать, но не решается зайти.
–Столько раз его и убей. – Прошептал Гриша и забылся сном.
На следующее утро ребята весело смаковали Гришино фиаско, но каково же было их удивление, когда парень вновь замаячил на горизонте в резиновых перчатках и оранжевом комбинезоне.
Андрей подошёл к нему и ударил в плечо. Гриша упал на асфальт. Обидчик наклонился к нему, из его рта разило. Он сказал:
–Ты – маменькин сынок, ты – чмошник, тварь, паскудина. – Лицо Гриши смочил плевок. – Даже не смей путаться у меня под ногами.
–Гриха, – раздался голос, но Гриша не успел сообразить, что делать, и его голова автоматически повернулась в сторону звука. Сердце забило в барабан тревоги, всё тело застонало от ужаса. Перед Гришей стоял Максим в окровавленном камуфляже и с автоматом "АК-47" в руках. – Ты теперь меня видишь, я знаю. – Максим кивнул на обидчика, который уходил к ребятам. – Убей его. Воткни ему в спину нож. Ты же хочешь.
–Нет, – сказал Гриша, – нет, нет, нет.
–Что ты сказал? – Андрей обернулся в пол оборота и уже хотел вернуться к жертве, но тут водитель сказал:
–Эй, орлы. Пора ехать.
В "ПАЗике" никто не оставлял без внимания несчастного: в Гришу летели бычки, слюнявые бумажные шарики. Кто-то окликнул его, но Гриша не обернулся. В отражении окна Гриша видел, что одна Катя не смотрела на него и не приминала в издевательствах участия, то ли из жалости, то ли из неприязни.
–Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей, – прошептал Гриша. Неожиданно он понял, что Максим сидит рядом с ним.
–Правильно говоришь, Гриха, убей его. Убей их всех. Что они замышляют, а? Может, это они навели на нас?
–Они не могли, – прошептал Гриша, озираясь по сторонам, – они ведь не при делах.
–Почём ты знаешь, Гриха? Вон, этот, как его? Дрон! Посмотри на него.
Гриша нашёл в отражении Дрона и они встретились глазами.
–Посмотри на его мерзкую физиономию. Ты думаешь, он не мог нас сдать? Ведь кто-то же навёл на нас. Почему не он?
–Нас поймали на живца.
–Именно! На живца! А ты помнишь этого живца?
Перед глазами Гриши появилась картинка: прохладная, весенняя ночь, светил фонарь над головой, щуплый парень протягивал деньги и Гриша отдавал ему завёрнутую в фольгу дозу, раздался вой сирен, кто-то сзади скрутил ему руки. Гриша увидел, как Максим, который стоял "на шухере", бросился наутёк, но жилистый парень в форме нагнал его и повалил на землю. Гриша слышал брань Максима. Гриша видел, как лицо парня в очках стало ещё уже, его губы искривились, а глаза забегали по сторонам в поисках поддержки. Гриша видел, как сзади юноши встал плечистый мужчина, его красное удостоверение оказалось перед Гришиным лицом. Гриша слышал: "майор Соколов, ГНК".
–Нет, – сказал Гриша, – его там не было.
Автобус загудел от хохота. Приехав на место, ребята повалили на улицу, где их ждал водитель с мётлами в руках. Мужчина объяснил что к чему, и молодёжь принялась за подметание улиц. Работа, действительно, оказалась простой. Всё время Гриша держался особняком подальше от коллег, пытаясь не привлекать внимание, как вдруг возле Дрона замаячило трое агрессивно настроенных ребят.
–Деньги где? – Сказал здоровый, что стоял посередине, со злобным прищуром и зубочисткой в зубах.
Гриша попытался расслышать ответ Андрея, но ему не удалось. Ребята начали с волнением поглядывать на нехорошую компанию. Гриша ненароком посмотрел на Катю и у видел, как её лицо охватила тревога за Дрона. Гриша подошёл чуть ближе, чтобы удовлетворить своё любопытство.
–Пс-с, Водяной, – прошептал щербатый, с опаской поглядывая то на Гришу, то на троицу, – не ходи туда, тебе там делать нечего.
Гриша приблизился, и тот, что с зубочисткой, со всей силы ударил Дрона по лицу.
–Я всё отдам, всё отдам, – лепетал Дрон, смотря на компанию снизу вверх, – просто сейчас таких денег нет.
–А мне что? – Сказал главный, и его кроссовок принялся вдавливать голову в асфальт. – Я тебе голову размозжу.
–Тебе чего? – Спросил Гришу другой, в спортивном костюме в полоску, который стоял к Грише ближе всех.
–Я... я... -Начал Гриша, как вдруг почувствовал прилив крови к носу, увидел небо и отключился.
–Это – твой Сталинград, – Гриша проснулся от крика и мелких плевков, и увидел перед собой комвзвода, чьи руки вцепились в его воротник. Кругом свистели трассера, грохотали бронебойные снаряды. Бам! Командир поднял Гришу с земли. – А ты спишь тут в окопе, сучёнок! Вперёд! Ни шагу назад! – В окопе мелькнуло бездыханное, залитое кровью, тело Максима. Командир оглядел солдат. – Все, кто побегут к мамке обратно, получат пулю в лоб! Приказ номер двести двадцать семь – ни шагу назад! Ни шагу, твари!
Грохнул снаряд! Бам!
–Макс, – Гриша подошёл к другу, чтобы привести его в чувства, но тело уже покинула душа.
Земля мелкой рябью заплясала перед самым носом – кто-то открыл очередь по укрытию. Гриша спрятался в окоп.
–Слушай мою команду, – закричал командир, держа в руке пистолет, – в атаку!
Солдаты волной хлынули из окопа. Гриша хотел остаться, но кто-то подхватил его сзади и вытащил из укрытия. Те, что бежали впереди, умирали в танце с пулеметными очередями. Глаза наполнились кровью и вцепились в троих недругов, ногами добивающих "нашего". Руки сжали приклад до белых костяшек. Гриша прыгнул на одного, удар – и противник лежит в луже крови. Парень не успел обернуться, как второй пнул его в живот. Гриша схватил винтовку и, лёжа на промёрзлой земле, воткнул приклад в голову нависшему неприятелю так, что тот повалился в беспамятстве. Последний изверг начал ретироваться от своей жертвы, но Гриша взял винтовку за ствол и со всей силы окатил противника по голове. Вдруг кто-то повалил его сзади. Винтовка упала совсем рядом, но до неё не дотянуться. Чья-то коленка давила на спину, на руках клацнули наручники и вдруг...
Гриша пришёл себя в полицейской машине. Напротив него сидел Дрон с окровавленным ртом. Гриша подбежал к окну: санитары увозили компанию обидчиков в полном составе. Гриша увидел Катю и поймал её восхищенный взгляд. Дрон посмотрел на Гришу исподлобья и, не говоря ни слова, злобно фыркнул.
Оба очутились в отделении. Напротив смотрела знакомая Грише дверь, на потолке мерцала лампочка, сновали туда-сюда люди в форме.
"Опять это случилось. " – Подумал Пронько.
–Гриха, ты молодец, – Гриша решил не смотреть на Максима, но этого и не требовалось – тот знал, что Гриша его слышит, – дал им прикурить, этим скотам.
–Ты чего устроил? – После долгого молчания пробурчал Дрон. – Ты что, в самом деле больной?
Гриша не отвечал.
–Я бы и без тебя справился, Водяной, да у меня условка – мне светиться нельзя. Ты со своим мочевым пузырём справиться не можешь, а лезешь, куда тебя не просят.
Дрон сплюнул на пол кровь. Гриша тоже почувствовал кровь во рту, но от плевка воздержался.
–Эти ребята тебя не оставят, поверь. Я им пятьдесят штук должен. Хочешь помочь – дай денег.
–Гриха, смотри, – этот тоже не унимается. А ну-ка, дай ему по шее! Это он нас сдал! И солдафонов на нас тоже навёл он! Он – предатель!
–Ты слышишь меня, эй?
Гриша молчал.
–Ты что, перед Катькой так выделывался? Даже и думать не смей, тварь. Я тебе быстро мозги на место вправлю!
–Пронько, – раздался крик дежурного, – в кабинет! Быстро!
В кабинете Гришу поджидал майор Соколов. Увидев юношу, он закурил и предложил присесть. Гриша отказался – спина ещё побаливала.
–Ты понимаешь, Гриша, чем тебе это грозит? Ты понимаешь, что тебя ждёт?
–Я... -Заговорил Гриша. – Я видел его, товарищ майор. Он просил меня сделать это.
–Кого? – Клубы дыма обвили Гришино лицо.
–Максима. Он говорил мне:"убей их всех, убей".
Соколов изменился в лице.
"Неужели по нему дурка плачет? " – Подумал Майор, и подошёл к Грише.
–Такое бывает, солдат. В первое время на гражданке всем несладко.
–Убей, – крикнул Гриша, – убей их всех!
В Соколове проснулась жалость, но, прежде всего, жалость к самому себе. В нём бурлили патриотические чувства и воинский азарт, и он понимал, что если с десяток таких Пронько отправится в жёлтый дом, то программу, автором которой он являлся, прикроют, и всё это отребье поедет "жрать казенные харчи". Соколов обнял Гришу, как сына, затем пристально посмотрел на него.
–Иди домой, сынок. Отдохни. Ты очень устал.
Возле отделения Гришу и Дрона поджидали ребята. Увидев Гришу, или как они его звали, Водяного, они не знали, приветствовать его, или игнорировать, но когда следом за Гришей появился Дрон, некоторые ребята, в том числе и щербатый, по-дружески посочувствовали и предложили ему закурить.
–А ты очень смелый, – сказала Катя, смотря Грише прямо в глаза. Гриша стушевался: лицо его зарделось, взгляд потупился, а собственное тело показалось таким неуютным, что, если бы он мог, то выпрыгнул бы из него тот час.
–Этот? – Спросил Дрон, кивая на Гришу. -Ты что? Он же больной!
–Зато посильнее некоторых.
Дрон не знал, что ответить.
–Ты лучше это, Катюх... Ты с ним не водись, он же больной, пришибёт ещё!
Гриша прошёл сквозь толпу, ни с кем не попрощавшись. Дома его уже ждала мама со своим материнским беспокойством. Гриша, как ни в чём не бывало, переоделся, принял душ, и вот уже тарелка украинского борща соблазнительно глядела на него.
Мать увидела рассечённую бровь и машинально потянулась к ней, но что-то одёрнуло её. Она хотела спросить Гришу о случившемся, но не решалась.
–Вкусный борщ?
Гриша утвердительно промычал.
–Сынок, расскажи мне всё. Ну, что на самом деле происходит? Где ты был? В чём дело?
Их глаза встретились, полная ложка повисла над тарелкой, молчание начало затягиваться.
–Упал, – наконец, сказал Гриша и продолжил есть.
–Упал, – повторила со вздохом мама. – А командировка эта твоя – что это? Куда ты ездил? Почему ты не можешь мне всё рассказать?
–А что рассказывать? – Нехотя произнёс Гриша. – Бабочки, там. Ну, знаешь. Убивают их. То мы их, то они нас.
–Какие ещё бабочки?
Юноша призадумался над ответом.
–Абхазские.
Мама ушла к себе, не в силах сдержать нахлынувший поток слёз. Доев, Гриша побрёл в комнату, где играл в "гляделки" с потолком, лёжа на кровати. Ему хотелось лишь одного – чтобы этот день прошёл, затем ещё один, ещё и так до последнего дня. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое.
–Гриха, слышишь? Слышишь меня? – Боковым зрением Гриша видел, как Максим, держа в руках автомат, присел на край кровати. – Твоя мать что-то замышляет. А может... Может, это она нас, а? Она нас сдала?
–Она не могла.
–Да откуда ты знаешь! Откуда знаешь! Посмотри на неё – лицо такое, будто всё знает. И борщ этот... Украинский. Почему украинский, а? На что она намекает? Может, она знает? Может, она и сдала нас Соколову, а там этим... Ну, ты понимаешь, да?
Раздался звонок в дверь. Гриша услышал мамины лёгкие шаги. Дверь отворилась, и послышался чей-то женский голос. Гриша понял, что в квартиру вошло двое: мать и кто-то ещё. Вскоре шаги стали громче, и кто-то легонько забарабанил по двери.
–Гриша, – сказала мама. – Тут к тебе пришли.
–Кто пришёл? – Спросил Максим. – Опять пришли? Опять? Я же говорю, Гриха, – дело тут нечистое, ой, нечистое.
Гриша открыл дверь: перед ним стояла Катя, но не в комбинезоне, а в тех джинсовых шортах и топе, как при первой встрече.
–Привет, – сказала девушка, снимая солнцезащитные очки. – Давай прогуляемся?
На улице властвовал летний вечер: парочки нежились на скамейках, в скверах собиралась молодёжь – кто пьянствовать, а кто побренчать на гитаре, на ветках ворковали птицы. Гриша и Катя шли рядом, но друг друга не касались. Девушка заламывала руки и с интересном поглядывала на парня, Гриша держал голову прямо, не решаясь взглянуть на спутницу.
–А Дрон? – Спросил Гриша, нарушив томительное молчание.
–А что Дрон? Дрон мне не парень.
–Так... Ну, знаешь, как это бывает. Так – и всё тут. Расскажи о себе.
–Мне нечего рассказать.
–Прям уж совсем нечего? – Катя улыбнулась, но, увидев, что Гриша оставался серьёзным, быстро убрала улыбку с лица. – Хочешь я о себе расскажу?
Гриша кивнул.
–Я не воровка какая-нибудь, или убийца – нет. Я из хорошей семьи: папа – продюсер, мама – телеведущая. У них всегда было мало времени. Я всегда была для них обузой, понимаешь?
Гриша молчал.
–Когда я подросла, то поняла – люди обращают на тебя внимание только тогда, когда ты делаешь что-то плохое. Если ты хороший, то это никому неинтересно, а вот плохой....Ну, я начала привлекать внимание, как я это называю – создавала сюжеты для маминых репортажей. – Катя искусственно засмеялась. – Нюхала клей, дебоширила. Однажды родители не выдержали и отправили меня к психологу. Три раза в неделю... Три раза в неделю я ходила к чужому дяде, вместо того, чтобы хоть раз пообщаться с родными. Вскоре мне это надоело и...
–И что? – Гриша посмотрел на неё.
–Я укусила его за нос. Да, вот так – набросилась на него и укусила за нос. Тогда меня участковый отправил сюда, в трудовой отряд. Этот, – Катя закатила глаза, – мозгоправ хотел мне тяжкие телесные приписать, но папа постарался.
Повисла неловкая пауза.
–А у тебя какая история?
–У меня нет истории.
–Как нет? Ты дерёшься, как проклятый. И у тебя нет истории?
Катя встала перед Гришей, взяла его за руки и посмотрела в глаза. Гриша не знал, куда спрятаться от этого испытующего взгляда.
–Ты можешь доверять мне...
–Гриха, не верь ей! Не верь!
–Я... я не знаю...
–Гриша, ну, пожалуйста. – Она была неумолима.
Гриша потупил взгляд. Ему хотелось закурить, но он зарёкся: если выживу, не буду себя убивать. Ничем.
–Там... Там, где нет света, светло от выстрелов артиллерии. Где нет звука, слышны предсмертные крики. Там люди не говорят... Там говорят автоматы, а люди, стоит им встретиться лицом к лицу, превращаются в диких зверей и грызут, грызут... Мой друг... Он погиб там, в окопе. Я видел кровь. Но он погиб раз. – Гриша посмотрел Кате в глаза и почувствовал, как по его щекам потекли слёзы. – Он раз погиб – и всё. А я умираю сотню раз, тысячу. Я не хочу к нему. Туда, понимаешь? Но я больше не хочу умирать. Не хочу.
Вдруг Гриша почувствовал мягкое, точно зефирное прикосновение губ на своих устах. Он почувствовал, как маленький шероховатый язык касается его зубов. Он посмотрел на Катю – она со всей нежностью, на какую способна влюбленная женщина, прильнула к нему, прижалась всем телом и затряслась мелкой дрожью. Он заключил её в свои объятия.
Той ночью Гриша не мог уснуть. Его больше не мучили кошмары, нет. Его окрыляло новое чувство, сладостно растекавшееся по всему телу. Раньше он не знал любви, не ведал тех пьянящих ощущений, когда душа знает, что в этом холодном, злом мире, есть кто-то, кто тебя ждёт со всеми потрохами, со всей изнанкой твоей никчёмной жизни. Гриша встал раньше обычного. Он подошёл к шкатулке, запертой от матери на замок. В его руках оказался пистолет. Но Гриша не боялся его. Пистолет, привезенный из прошлой жизни, казался ему чем-то игрушечным, ненастоящим. Гриша держал его, и на лице сияла улыбка.
–Что ты лыбишься, идиот! – Сказал Максим, пытаясь заглянуть Грише в глаза. – Передёрни затвор, сними предохранитель и пристрели мать! Мать – предательница! И майора, этого жирного борова, – сделай ему две дырки в башке! Давай!
Но Гриша положил пистолет обратно, замкнул шкатулку и мысли его унеслись во вчерашний вечер.
Когда Гриша появился возле автобуса, никто не проронил ни слова. Никаких оскорблений, никаких насмешек. Только Дрон не сводил с Грише разъярённых глаз, и, когда все уселись и автобус тронулся, он громко сказал:
–Эй, Водяной, ты подгузники сегодня надел?
Катя при виде Гриши не подала виду. Она не знала, как себя вести, не знала, как удобнее сообщить всем, что она теперь с Гришей. В автобусе она села рядом с Дроном, и Гришино сердце ёкнуло, чуя, что его обманули, но когда Дрон рассыпался в мерзостях про Гришу, она сказала Дрону "идиот" и подошла к Грише.
–Здесь свободно? – Спросила она, чувствуя спиной, что все не сводят с неё глаз.
Гриша кивнул. Катя незаметно взяла его руку и сцепила со своей в замок. Дрон тут же замолчал, почувствовав себя уязвленным.
Когда толпа мелких преступников повалила из машины на улицу, Дрон нагнулся над Гришиным ухом и процедил:
–Я тебе кишки выпущу.
Гриша ничего не ответил. Выйдя из автобуса вместе с Катей, он увидел на улице Максима, который беззвучно произнёс: убей его. Гриша не обратил на него внимания.
Дни шли один за другим, и вскоре все привыкли видеть Катю вместе с Гришей. Катя часто сама заходила за Гришей, и мама, видя, что молчаливый сын завёл отношения, никак не могла нарадоваться. Она видела, как Гриша стал чаще улыбаться и витать в облаках вместо того, чтобы погружаться в сумрак неизвестного ей прошлого.
Однажды, Гриша, совсем осмелев, решил поведать Кате, как всё начиналось. Душным вечером они весело помчались к отделению, где работал Соколов, и Гриша, дав волю воспоминаниям, с необычайной лёгкостью принялся рассказывать, как он вместе с Максимом загремели сюда, как попали в программу "Народное ополчение". Но при воспоминаниях о прошлом, Грише не мерещился фронт, дуло вражеского танка не подстерегало его за углом, снаряды не разрывались, да и неугомонные пулемёты попритихли. Грише казалось, что в его душе воцарился мир.
Дрон. У него было такое лицо, какое бывает у отчаявшихся людей. Гриша видел сотню таких лиц, и точно знал, что пистолет, который Дрон держал в правой руке, ещё скажет своё слово.
–Андрей, уйди. – Сказала Катя.
Дрон сделал пару шагов навстречу.
–Как ты могла? Меня, – он указал дулом на Гришу, – променять на такого? Он же под себя ходит. Ты что, сиделка?
–Дрон, я прошу тебя – не дури.
–Не дури? – Дрон приблизился. – А что мне делать, Катюха? Без тебя мне житья нет. Ведь мы были вместе...
–Мы не были вместе.
–О, теперь это так называется? Мы были вместе, Катя.
–Это несерьёзно.
–Ещё как, – Дрон передёрнул затвор и снял с предохранителя, – ещё как серьёзно. Ты даже себе не представляешь.
Гриша молчал. Он не понимал, что с ним происходило – его всего трясло. За спиной Дрона появился Максим.
–Ну что, Гриха? Вот и снова свиделись. Теперь я тебе нужен, да?
Дрон направил дуло пистолета на Гришу.
–Андрей, прошу тебя, перестань, Андрей.
–Ты, – зашипел Дрон, а пистолет в его руках дрожал, – мелкий гадёныш, думаешь, что можно так появиться и отобрать у меня жизнь?
–Гриха, отбери у него жизнь! Эта тварь сама об этом просит!
Дрон сделал шаг вперёд, и уже находился в паре метров от Гриши. Гриша не шевелился.
–Ты думаешь, что тебе всё можно? Она же с тобой из жалости! Да! Из жалости!
–Андрей, – пыталась усмирить его Катя.
Максим вальяжно прошёлся вокруг Дрона, затем подошёл к Грише и сказал:
–Схвати эту тварь за горло и вырви кадык. Ты же хочешь этого.
Гриша почувствовал, как пальцы скрючились под форму шеи Андрея.
–Посмотри на себя – ты же недотепа, маменькин сынок, сопляк. С такими слюнтяями, как ты, всегда из жалости. Что с тебя взять? А? Чего молчишь?
–Сколько раз увидишь его, – шептал Максим, бряцая автоматом, – столько раз его и убей!
–Андрей, хватит! Андрей!
Дрон нацелился на Гришу, и чёрное, несущее в себе смерть, дуло принялось всматриваться в его глаза.
Вдруг всё исчезло: деревья с птицами, отделение, дома. Гриша обернулся – бам! Разорвался снаряд, застрекотали пулемёты где-то вдали.
–Убей его, Гриха! – Кричал Максим, лёжа в окопе. – Убей!
Гриша не видел Дрона, он видел солдата во вражеской форме, стоявшего в двух шагах от него с пистолетом в руках. Гриша резким движением набросился на него. Прозвучал выстрел. Бам! Пистолет выпал из рук, а скрюченные пальцы мертвенно вонзились в глотку неприятелю. Глаза чуть не вылезли из глазниц, изо рта доносилось сдавленное кряхтение. Гриша повалил врага на землю, а руки давили со всей силы, душили врага в отместку за погибших ребят, за Максима, за всех тех, кого пристрелили на этой глупой войне. Бам!
Что-то вцепилось в Гришино плечо. Он резко одернул руку, и почувствовал, как его локоть ударил кого-то по лицу.
–Да! – Кричал Максим, выплёвывая изо рта кровь. – Убей его! Придуши собаку!
Спустя мгновение Гриша понял – дело кончено, враг повержен. Он медленно вставал, а глаза глядели на руки и не узнавали их, будто они принадлежали кому-то другому. Гриша увидел, как к мертвому врагу подбежала медсестра. В голове прозвучало: "она похожа на Катю".
Откуда-то справа появляется вражеская ватага, во главе которой было знакомое лицо.
–Это – вражеский майор, – кричал Грише комвзвода, – майор Соколов! Он вышел на нас со своими ребятами!
Толпа из пяти человек вытащила из кобуры табельное и нацелилась на Гришу. Вражеский майор принялся увещевать:
–Пронько, сдавайся. Мы тебе поможем, Пронько.
–Убе-е-й, – простонал Максим, подавая обронённый неприятелем пистолет, – убей их всех.
Гриша направил дуло на Соколова, и вдруг увидел, как чёрные глаза смерти смотрят на него.
–Стреляй, рядовой, – кричал комвзвода, – это приказ! Прострели ему скворечник!
Гриша поймал взгляд медсестры. Сочувствующий и жалостливый взгляд. Гриша направил пистолет на майора и почувствовал, как по щекам бегут слёзы.
–Пронько! Гришка! – Умолял вражеский майор.
Гриша взглянул на дуло своего пистолета, затем посмотрел на Соколова.
–Я больше не хочу умирать, – сказал Гриша, – не хочу.
Гриша подставил дуло к своему виску, и...
Текст большой поэтому он разбит на страницы.
Ну, как же она кричит! Мне очень страшно! Я тоже не хочу умирать!
Когда человек умирает, его кладут в гроб, и под звуки оркестра несут недолго по улице, потом гроб кладут в грузовик и увозят на кладбище. Оттуда никто назад не возвращается.
Прошло уже много-много лет, а я все еще помню этот пронзительный крик через стенку умирающей 80 летней соседки:
"Я не хочу умирать!".
Ночь. Мне шесть лет. Я залез головой под подушку, чтобы не слышать крик соседки-старухи, но я все-равно слышу ее крик. Моя бабушка, видя мой страх, гладит меня по спине и старается успокоить. Но мне это не помогает, и я начинаю плакать. Мне страшно.
Потом твое тело в гробу начинают есть черви. Они копошатся по всему телу как муравьи на кусочке намокшего сахара в саду.
Просыпается моя мама и забирает меня к себе в кровать.
Ну, что с тобой, сыночек? Не плачь. У тебя что-то болит? Что у тебя болит!?
Но я уже не плачу. Я сижу на кровати и рыдаю. Слезы ручьем текут из моих глаз, а из открытого во всю ширину рта текут слюни. У меня истерика.
Моя мама начинает нервничать и сильно прижимает меня к себе.
Прекрати сейчас же плакать!, - кричит она на меня, - почему ты плачешь?
Старуха за стенкой перестала кричать. Это меня немного успокаивает, но мне все еще очень страшно. Мне хочется рассказать маме причину моего страха, но я, не знаю как, чувствую, что она не сможет спасти меня.
Мама, наша бабушка очень старая, и она скоро умрет, - говорю я маме.
Мне уже не так страшно. Но я еще слегка по-всхлипываю, и крепко-крепко прижимаюсь к маме.
Мама очень вкусно и тепло пахнет, как никто на свете. Мне стыдно, что я вру маме, что мне страшно за бабушку, а не за себя. Хотя, за бабушку тоже страшно. Но не так.
Глупенький ты мой, - говорит мама и гладит меня по голове, - очень скоро изобретут таблетки от старости, и никто не будет умирать.
Мне очень спокойно и тепло с мамой.
Ну конечно же! Будут такие таблетки и я никогда-никогда не умру. Мои глаза закрываются и я засыпаю.
Через три дня соседскую старуху под звуки оркестра несли недолго по улице, потом гроб положили в грузовик и увезли на кладбище. Больше ее никто не видел.
Рецензии
Здравствуйте Джейхан.
Сижу у окна своей кухоньки, за окном Петербургская ночь. Тишина четыре часа ночи, и я один на один с вашим рассказом.
Вам так удалось передать чувство страха перед Смертью, испуганного мальчика, эту удушающую атмосферу в которой душит, поглощает сознание фраза - Я не хочу умирать.
У меня мурашки по коже.
Очень сильно. Кого не трогает горечь и ужас смерти.
С уважением.
Батумец.
Доброй ночи, Сергей. Доброй ночи, Батумец!
Пару лет как покинул прозу по семейным обстоятельствам, а тут, вот, Ваш отзыв.
Обожаю Питер! Мой любимый город.
В 1977 был студентом в универе. Снимал комнату, Поварской переулок, рядом с Кузнечном рынком.
Белые ночи незабываемы!!!
Смерть - есть такая проблема.
С годами она не так страшна. Хотя, черт, я до сих пор не хочу её видеть:)))
Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
.................................................................................................................................................
Эту историю поведала София Каждан. Привожу её здесь в том виде, в котором она была рассказана.
В тот вечер я провожала мать своей подруги, которая более чем пятьдесят лет прожила в нашем небольшом городке. Я пришла домой поздно вечером и никак не могла заснуть.
Евгения пять лет как стала вдовой и жила буквально в десяти минутах ходьбы от моего дома. Дочь её, Юля, моя подруга детства, умоляла мать переехать жить к ней, в другой город.
— Мама, я хочу, чтобы ты была рядом. Не хочу просыпаться каждое утро только с одной мыслью, что ты там одна, в сотне километров от меня и внуков.
Как назло, глаза в прямом смысле слипались, но сна не было. Несколько раз за ночь я включала телевизор, брала в руки книгу.
Потом решила перебороть себя. Отключила телевизор, положила книгу и, выключив свет, стала считать.
«Один… два… три... десять... восемьдесят… сто тридцать... двести пятьдесят…»
А дальше… Дальше действие разворачивалось по сценарию фантастического фильма. Лежа в кровати, уже почти уснув, я услышала сквозь сон негромкий стук в окно. Лениво поднявшись, подошла к окну и, открыв штору, пришла в ужас.
На дороге возле моего дома стоял автобус из похоронного бюро с черной полосой посередине. Из него на меня смотрели в окна мои знакомые, которые покинули этот мир и переселились в «ИНОЙ».
Я почувствовала, как холодеют мои руки и пальцы ног, как на лбу и носу выступает пот, как ноги становятся ватными, а язык прилипает к небу. По телу стали бегать мурашки.
Возле моего окна стоял отец моей подруги детства Юльки и муж Евгении, которая рано утром должна было покинуть наш городок, дядя Леня.
— Сонька, почему ты так испуганно на меня смотришь? - спросил он и, улыбнувшись мне, продолжил, — Я тебе плохого ничего не сделаю. Оденься и выйди на улицу… Потолковать нужно…
Я продолжала стоять и с ужасом смотрела на улицу через оконное стекло.
Из автобуса стали выходить люди. Многих из них я лично видела в гробу. На них были те же вещи, в которых их видели знакомые и друзья, провожая в последний путь.
К дяде Лене подошла Тамара, бывшая коллега моей сестры, которая умерла от рака, оставив двухлетнего сына.
— Почему ты не выходишь к нам? — спросила Тамара, — Ты не бойся нас… Мы тебе плохого ничего не сделаем… Нужно бояться живых, а не мертвых…
— Что вы здесь делаете? - испуганно спросила я, подумав, что за мной пришла СМЕРТЬ, — Я не хочу умирать! Не хо-чу! Там плохо, там страшно и там темно…
— Посмотри на меня, — произнес дядя Леня и вновь улыбнулся, — Посмотри на меня внимательно… Разве я плохо выгляжу?
И на самом деле… Дядя Леня последние десять лет своей жизни очень часто болел и был очень грузным. У него кроме астмы была еще куча всяких побочных болезней. Сейчас передо мной стоял подтянутый живой мужчина с ясными глазами.
— Я живу в прекрасном месте, — произнес он, — в сосновом бору… Это место идеально для моего здоровья.
— Что вы здесь делаете? - заплетающимся языком спросила я, — Вы же все мертвецы.
— Пришли проведать вас, землян, — вмешался в разговор один мой хороший знакомый, который погиб в автомобильной катастрофе.
Я не помню, что было дальше… и сколько я стояла минут или секунд с открытым ртом. Потом… Потом я у них спросила:
— Что там? По ту сторону жизни? Там страшно? Плохо?
— Нет, — сказал дядя Леня, — не так страшен ЧЕРТ, как его вы рисуете… Там другая жизнь… Другие понятия о жизни…
— Вы хотите назад… к нам… на Землю?
— Мы хотим покоя… Хотим, чтобы бы Земляне нас не трогали, не обижали и помнили, что мы всегда рядом с вами, мы следим за вашей жизнью…
— Следите? - испуганно спросила я.
— Вот, пришел посмотреть, как моя супруга будет покидать наш дом… Тяжело ей это делать… Тяжело… Вот я и пришел помочь ей, поддержать её…
— Дядя Леня, — после непродолжительного молчания, спросила я, — Вы хотите к нам? В нашу жизнь?
— Моя миссия на Земле закончена… Все, что мог, я сделал… Сейчас я дома.
— Дома? - с недоумением спросила я, — Как это дома? Дома я… А вы не дома… Вы в гробу…
— Ха-ха-ха, — весело рассмеялись мертвецы.
— Сонечка, — сказала Тамара, — Это ты гостья… Земная гостья… А гроб… Так мы покидаем ваш мир…
— Только не вздумайте мне сказать, что там хорошо… Что там есть загробное царство, и все живут припеваючи, как в сказке.
— Почему все живут припеваючи, как в сказке?! Нет… Жизнь и там не райская… Там нужно тоже трудиться и жить… Там вечность… А здесь остановка…
Я уже не помню, что я спрашивала, что они мне говорили, только помню одно, что я задала несколько вопросов, которые по сей день заставляют меня задуматься над многим.
— Как часто вы посещаете нас, и как часто вам хочется увидеть нас?
— Практически никого из нас не тянет на Землю… Но есть исключения… Бабушки и дедушки, у которых остались маленькие внуки, желают увидеть малышей… Они приходят к ним ночью, когда те крепко спят, — произнес дядя Леня.
— Я хочу увидеть сына… Прижать его к себе… Я его оставила такого маленького, такого беспомощного… Я ушла от него тогда, когда он так во мне нуждался… Я не очень часто навещаю его… Времени нет на это, — с досадой в голосе произнесла Тамара.
— У нас своя жизнь, и не беспокойте нас по пустякам… Не приходите на могилу, когда вам вздумается… Не тревожьте нас… Не мучайте нас и не терзайте наши души… Для этого есть церковь… Идите туда… Молитесь за упокой нашей души, — проговорил дядя Леня.
— Почему?
— Вы вторгаетесь в иной мир… Мир, непонятный вам… Придет время, и ты сама все поймешь…
— Кому там плохо, в этом ИНОМ мире?
— Кому плохо? Тому, кто сам себе вынес приговор и лишил себя ЖИЗНИ?… Это страшно… Это очень страшно… Этих людей не принимаем МЫ, наш мир, и в вашем они уже мертвы… Они пытаются подселиться к умершим, но это невозможно… Бог дал человеку жизнь, и только Бог может у нас её отнять.
— Дядя Леня, не пугай меня. Ты что, хочешь сказать, что убийца… Человек, который лишил жизни другого, в вашем мире живет лучше, чем тот, кто сам распорядился своей судьбой?
— Наверное, да… Эти люди — рабы… Они принимают вновь прибывших… Они работают с ними… Проходят с ними адаптацию… Учат их жить по нашим законам…
В комнате зазвенел будильник…
Я стояла посредине комнаты в одежде и вся тряслась от страха… По сей день я так и не могу понять, что это было: СОН ИЛИ…
А если ИЛИ…
Заикаясь, я стала рассказывать про ночных пришельцев.
После рассказанной истории в бухгалтерии наступила тишина. Прервала её пожилая женщина.
-Вот чудо, — произнесла она, — Раньше тех людей, которые лишали себя жизни, хоронили за воротами кладбища и в церкви их не отпевали…
Спустя год приходит ко мне моя подруга и говорит:
— У меня была такая жизненная ситуация… Я не видела выхода… Мать умерла, муж ушел к другой… Мне совершено не хотелось жить… Я решила перерезать себе вены… Наполнила ванну водой, взяла нож и… В этот момент я вспомнила твой рассказ про ночных гостей… Мне стало страшно… Страшно, что в том непонятном мне мире я буду страдать еще больше. Спустя два дня я познакомилась с Сашкой… Сейчас мы ждем сыночка… Безвыходных ситуаций просто не бывает… Если не можешь бороться, то нужно просто переждать этот неудачный период.
ХОЧЕТСЯ ВЕРИТЬ В ТО, ЧТО МЫ НЕ УМИРАЕМ НАСОВСЕМ…
ЧТО ДУША ПОСЛЕ НАШЕЙ СМЕРТИ БУДЕТ ЖИТЬ… НО ТОТ МИР нам неизвестен… И вторгаться в него никто не дал нам права. Если он и есть, ТОТ МИР, то люди там живут по своим законам…
Но сказать откровенно, раньше она меня не сильно беспокоила.
Не знаю, что произошло, может очередной день рожденья заставил задуматься о том, что с каждым днём я не становлюсь моложе, что с каждым прожитым годом мне всё трудней вспомнить сколько мне лет, а когда вспоминаю, то не могу в это поверить. Я? Мне 44? Да ладно?!
И, наверно, не случайно мне попала на глаза речь Стива Джобса перед выпускниками Стэнфордского университета.
Меня всегда привлекали сильные личности, которые сделали себя сами. Стив Джобс, несомненно, относится к таким людям.
Когда я изучал его жизнь я увидел эту запись. Вся она заслуживает внимания. Уверен, каждому, кто её прослушает, она будет полезна, но те слова, которые побудили меня к написанию этого поста звучат с отметки 8.50 минут.
Потрясающие слова! Никто не хочет умирать! Даже люди, которые хотят попасть в рай, тоже не хотят умирать!
Во время этой речи, Стив сказал, что надеется на то что ближайшие десятилетия сможет еще побыть с нами, но прожил он после той речи всего шесть лет.
Планировал он это? Конечно же нет!
Самое ужасное в смерти то, что она внезапна. Всегда внезапна. Мы каждый день строим планы на день, неделю, год вперед. Мы мечтаем о том, как проведем следующий отпуск с любимыми нам людьми.
И вдруг. Оказывается, что любимого человека нет.
Можно сколько угодно долго рассуждать о том, что мы души, мы бессмертны, но никто не хочет умирать. Даже если мы где-то когда-то родимся, то мы не будем теми, кем мы являемся сейчас, в таком теле, с такими мыслями, мы уже никогда не будем.
А это значит смерть. Один раз и навсегда…
Что делать человеку, который понял это, который осознает, что всё к чему он стремится в жизни тщетно.
Никакие богатства мира никто еще не смог забрать с собой. Так что? Не надо ни к чему стремиться?
Сесть в бочке как Диоген и наслаждаться лучами солнца? Таких «Диогенов» мы нередко встречаем на помойках, и жизнь их не вызывает ни у кого чувства зависти.
Хотя, признаюсь, я иногда завидую их беззаботному существованию. Но как только у меня возникает такая мысль я сразу вспоминаю о том, что заботы и трудности есть у каждого. Просто каждому они даются ровно настолько, насколько он может преодолеть.
И всё-таки, как нам надо жить, чтобы перед смертью, которая, как всегда неожиданно покажет нам своё лицо не было безумно больно за жизнь, которую ты бездумно потратил на развлечения, забыв при этом о главном.
Не смогу наверно сказать об этом лучше, чем написано в следующих строках. По неподтвержденным данным сказал их всё тот же Стив Джобс незадолго до своей смерти – «Я достиг вершины успеха в деловом мире. В глазах других моя жизнь является воплощением успеха.
Однако помимо работы у меня мало радости. В конце концов, богатство — это только факт жизни, к которому я привык.
На данный момент, лежа на больничной койке и оглядываясь на всю мою жизнь, я понимаю, что все признания и богатства, которыми я так гордился, потеряли значение перед лицом надвигающейся смерти.
В темноте, когда я смотрю на зеленый свет от аппарата жизнеобеспечения и слышу повторяющийся механический звук, я чувствую дыхание Бога и приближение смерти. Теперь, когда мы накопили достаточно богатства, мы должны задуматься о совершенно других вопросах в жизни, не связанных с богатством...
Должно быть что-то более важное: возможно, отношения, возможно, искусство, возможно, детские мечты...
Неустанная гонка за богатством превращает человека в марионетку, что случилось и со мной. Бог дал нам чувства, чтобы передать свою любовь в каждое сердце, а не иллюзии по поводу богатства.
Богатство, которое я накопил в своей жизни, я не могу взять с собой. То, что я смогу забрать, — это лишь воспоминания, вызванные любовью. Вот истинное богатство, которое должно следовать за вами, сопровождать вас, давать вам силы и свет идти дальше.
Любовь может преодолеть тысячу миль. У жизни нет предела. Идите туда, куда вы хотите идти. Достигайте высот, которые вы хотите достичь. Это все в вашем сердце и в ваших руках.
Вы можете нанять кого-то, чтобы возил вас, кого-то, чтобы зарабатывал деньги для вас, но никто вместо вас не понесет ваши болезни.
Материальные вещи, которые мы потеряли, еще можно найти. Но есть одна вещь, которая никогда не будет найдена, если ты ее потерял, — это жизнь.
Неважно, на каком этапе жизни мы находимся прямо сейчас: каждого ждет день, когда занавес опустится.
Ваши сокровища — это любовь к семье, к возлюбленному, к своим друзьям...
Берегите себя. Заботьтесь о других».
Для чего пишу это? Для того же, для чего и начинал вести этот блог. Чтобы напомнить о том, что мы люди! Главное в нашей жизни – любовь!
Невольно вспоминаются слова Н. А. Островского — «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».
Возможно, статья эта побудит кого-то позвонить родителям, поцеловать своего ребенка, сделать приятно незнакомому человеку, внимательней отнестись к своим коллегам на работе….
Ведь это может быть последний день нашей жизни, давайте делать что-то хорошее, чтобы перед неминуемым концом нам было чем согреть своё сердце!
"Я не хочу умирать" | Пролог | 1 глава
Пролог.
В разных квартирах, два совершенно посторонних человека. Незнакомых. Они отличались даже полом и возрастом. Сближала их только книга. Одинаковая книга. Правда, один человек её только начинал читать, а другой уже заканчивал.
1 глава.
Кто здесь? Тихо… Странно… Хотя… Кто может быть в моей пустой квартире? Конечно никого. Но все же лучше проверю дверь. Заперто. А окна? Конечно же, закрыты, но лучше плотнее задернуть шторы. Как вовремя мне их подарили, раньше, правда, хватало обычной тюли, а теперь жаккард. Откуда это чувство что за мной кто-то очень пристально наблюдает? Со мной раньше такого не случалось, может быть просто паническая атака, но с чего вдруг? Нет. Всё. Нужно немедленно расслабиться. Вдох-выдох, вдох-выдох.
Что за бред? Ощущение слежки только усилилось, причем кажется, что наблюдатель за моей спиной. Резкие обороты вокруг своей оси, ни каких результатов не дали, кроме чувства полного идиотизма. Прижмусь ка я лучше к стене. Так… Так… Так…
Что нужно делать в таких ситуациях? Неправильная постановка вопроса. Что вообще это за ситуация и куда необходимо звонить в полицию или скорую? Скорее всего, в психушку! А в самом деле, были ли у меня родственники с психическими заболеваниями? Кажется, нет. Были конечно, больные люди и почти всё их окружение может это подтвердить, но не врач.
Необходимо включить телевизор, чтобы был какой-то отвлекающий от этих мыслей шум. Да, сейчас, наверное, многие включают телевизор только для того чтобы не чувствовать себя совершенно одинокими. Эти звезды на мелькающем экране создают имитацию еще одной живой души в доме. У нас тысячи друзей в соц. сетях, нас окружают мегаполисы, но мы все равно, бесконечно одиноки. Как маяк, все светим, светим и в ясные дни, и в бурю, пытаемся чтобы нас заметили, а нас или не замечают, или замечают, но проплывают мимо или даже если и заплывет какой кораблик, то только чтобы переждать шторм.
Почему я слышу свой голос словно эхо? И почему у моего эха не мой голос? Господи… Господи… Господи… Может в еде было что-то просроченное? Или утечка какого-нибудь газа на одном из заводов города и сейчас вместе со мной тысячи людей сходят с ума? От куда вообще могли взяться эти галлюцинации?
Забавно, у моего странного эха не пугающий голос, а даже нежный и пугает не он сам, а его наличие. Такого быть не может, человек должен мыслить только одним голосом, своим. Ведь так? Во всяком случае уж точно не двумя, тем более что второй противоположного пола. Стоп. А может именно так и проявляется раздвоение личности, и вторая моя личность просто ждет удобного момента чтобы взять власть над телом? Что за ересь я несу? Нет, завтра нужно срочно к доктору. Уж лучше в самом худшем случае пару недель проваляться в больнице чем свихнуться окончательно.
Этот голос дублирует каждую мое слово, каждую мою мысль. А невидимый взор следит неустанно. Большой брат? Жутко. Тело покрылось гусиной кожей. Невероятно что мурашки появляются от совершено противоположных чувств. Одна и та же реакция тела на удовольствие и страх. Реакция одна, но какие разные эмоции. Скорее всего организм реагируют на повышенную возбудимость, но как тогда объяснить мурашки от холода или те внезапные мурашки от случайно запаха или нахлынувшего воспоминания, которое уже давно не вызывают ни гнева, ни радости, но тем не менее по телу скачет армия мурашек и через пару мгновений исчезает в неизвестном направление.
Мурашки… Моя нервозность вымотала меня окончательно. Невыносимая усталость мнет все мое тело, как профессиональный массажист, а сон морскими волнами все накатывает и накатывает. Главное добраться до кровати, а ведь нужно еще принять душ, но так хочется спать… Спать… Спать…
