Вывод Д.К. Зеленина («Восточнославянская этнография») о том, что Семик связан с поминовением так называемых «заложных покойников» представляется недостаточно аргументированным и убедительным по целому ряду причин.
Во-первых , и Троица, и предваряющий ее Семик - это Зеленые Святки». А Святки (зимние или весенние) всегда связаны со «святьем», то есть теми предками («родителями»), которые, выполнив свой земной долг, обрели световое тело (ушли в Свет) и реинкарнации не подлежат. В отличие от них, те из ушедших в мир иной, кто еще не исполнил все свои обязанности в земной жизни и должны были вернуться в этот мир новорожденными детьми («Из навей нас дети емлют»), не были «Святьем» и не имели отношения к Святкам.
Во-вторых , уже то, что часто обряды Семика проходили в местах древних языческих погребений - жальниках, да еще и сопровождались «общим весельем, музыкой и свистом», отнюдь не свидетельствует о том, что это были «злые покойники». Скорее всего, таковыми их сделала новая христианская доктрина, так как древний культ «Святья» с ней никак не согласовывался.
И, в-третьих , использование в обрядах Семика крашеных яиц – символов зарождения жизни, отнюдь не свидетельствует о негативном отношении к тем, кому они жертвовались.
Кроме того, мы сегодня очень смутно представляем, почему, собственно, этот обрядовый комплекс – «Зеленые Святки» - назывался «Семик и Троица ». Ведь завивание венков на березах и кумление через них девушек и молодых женщин, смена головных уборов девушками на женские и женщинами на девичьи, поедание ритуальной яичницы – никакого отношения к христианской Троице – Богу Отцу, Богу Сыну и Богу Духу Святому не имеет.
Для того, чтобы разобраться во всех этих странностях, нам придется обратиться вновь, как это нами делалось неоднократно, к древнейшим памятникам индоевропейских народов Ригведе, Авесте и эпосу Махабхарата, с одной стороны. А с другой – к древнейшим традициям, сказкам, песням, обрядовой практике русского народа.
О чём свидетельствуют древнейшие Традиции
 |
По мысли Творца и его Слову (т.е. озвученной мысли) появилось некое первояйцо, в котором «подлинным светом, непредставимым и вездесущим, из которого все рождается и в который все возвращается, был вечный Брахмо». «Ашвамедхикапарва» называет его «первоэлементом» или «эфиром». У Брахмо или эфира было только одно свойство – звучание (7 звуков и аккорд).
Затем из звучания появляется ветер или движение, у которого уже два свойства – звучание и касание, то есть инерция. Причем собственным свойством движения Махабхарата называет касание.
Затем из звучания и касания рождается третий компонент – собственно свет – Свет видимый, состоящий из 7 цветов спектра. У него уже три свойства: звучание, касание и образ.
Собственным свойством видимого света является именно Образ, т.е. все, что связано с миром физическим, проявленным, миром наших реальностей. Именно этот видимый Свет, согласно Махабхарате, и порождает все, что имеет форму или Образ. Причем, если потенциальная возможность движения и созидания образов принадлежит некоему «Оно» (Брахмо), а впоследствии мужскому началу – Брахме, то собственно сам творческий процесс – прерогатива женского начала. Ибо именно женское начало является «шакти» Брахмо, то есть его творческой, созидательной силой или Видимым Светом, творящим образы.
Полностью аналогичная ситуация наблюдается и в Русской Традиции.
Так в Поучении против язычества рубежа ХII – ХIII веков говорится, что русские язычники в первый день недели – воскресенье - поклоняются Свету. Причем, не Солнцу, утверждая, что Солнце только «вещь света», то есть вещественное его воплощение, а некоему «непостижимому и неосязаемому Белому Свету ». И «написавше жену в человеческий образ, поклоняются ей как тому самому неисповедимому Белому Свету» (существовавшему, по мысли древних, независимо от солнца).
Здесь уместно вспомнить про многочисленные русские вышивки с изображением женской фигуры с поднятыми вверх, часто процветшими или трехпалыми руками. Дева стоит, как правило, между двух деревьев, двух всадников или двух птиц–утиц (лебедей – «пав», «паванек»).
Но ведь в Упанишадах прямо говорится, что «Свет - это лебедь на водах» .
Вспомним таких персонажей русских народных сказок как Василиса Премудрая, улетающая от Ивана-Царевича белой лебедью или пушкинскую Царевну Лебедь, у которой «месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит» . Северорусское название лебеди – пава, паванька, павана слишком созвучно с санскритским «павана» - огонь, свет, очищающий», чтобы быть тут случайным совпадением. Таким образом и русская народная традиция, как и древняя ведическая, утверждает, что все во Вселенной, весь материальный мир – мир образов - порождены женским началом, которое представляет собой видимый - Белый Свет.
СВЕТ РАЗУМ
 |
Рассказавший мне этот вариант сказки выдающийся российский фольклорист А.М. Мехнецов отмечал то удивившее его обстоятельство, что рассказчики иногда (но упорно) говорили вместо «Свет Разум» - «Шем Разум ».
Но ведь еще в начале ХХ века маркиз Сент-Ив Д’Альвейдер в своем знаменитом «Археометре » писал, что ШЕМ означает «теогонический мир, сотворенный непосредственно Словом», причем это «не человеческое слово, т.е. философская ложь, но слово Бога, единого источника всяческой истины» и что в нем «говорит само Слово – Творец» .
В ситуации с русской народной волшебной сказкой слово «Шем» является синонимом, аналогом слова «Свет», так как Свет Разум и Шем Разум здесь одно и то же.
Надо отметить, что на Русском Севере, при отсутствии четкой дифференциации звуков «С» и «Ш», само название праздника звучит зачастую не как «Семик », а как «Шемик ».
Но тогда, исходя из здравой логики, Семик вовсе не день поминовения заложных покойников, умерших не своей смертью, вовремя не похороненных и т.д., а Праздник Света, творящего живую жизнь, воплощенную в образе дерева (и растительности вообще, ведь не случайно в народе говорили, что «на Троицу земля травой покроется» ).
ТРОИЦА
 |
- 3-х сезонный год, память о котором осталась на Русском Севере, в Индии и Древнем Египте (заметим, что, например, даже близкие соседи индийцев трехчастного деления года по 4 месяца в сезоне не знают);
- 3-х ликие божества славян и «Тримурти» (Брахма – Вишну – Шива) Индостана.
Обязательно стоит обратить внимание на одно важное обстоятельство. Мы уже отмечали, что в ведической традиции Свет - это «лебедь на водах », причем эта «световая стихия» воспринимается как первая и изначальная . Древнейшее божество космического пространства, владыка Вселенной и небесного океана у индоевропейцев - Варуна (у древних эллинов - Уран ). Именно он держит в бесконечном пространстве Вечности дерево, корни которого смотрят вверх, а крона и листья на ней – вниз. И листья этого дерева в древних ведических гимнах сопоставляются со звездами.
В северорусской традиции, в частности на Усть-Цильме, до наших дней сохранилась древняя легенда, где в начале творения существует огромный небесный океан, а создает весь наш материальный мир водоплавающая птица – утка – гагара. Космический океан присутствует также и во многих других древних русских заговорах. Но как это не покажется парадоксально, примерно о том же космическом океане говорит и современная физика. Эту среду физики называют эфиром .
РИШИ
 |
А на низкой ли ступени культуры (как, в частности, считал Д.К. Зеленин) стояли наши предки, празднуя Зеленые Святки -Семик и Троицу?
В их обрядовых комплексах не было ли законсервировано и сохранено то Великое знание законов космоса, которое наши мудрые предки хотели донести до нас – их потомков?
Мы, ученые МКУ, сегодня можем предположить вполне, что в обрядах Зимних Святок, Масленицы и Троице-Купальского цикла зафиксированы те, как их называют физики, «фазовые переходы », через которые проходит первичная структура Вселенной – космический океан в своем созидательном, творческом процессе.
Зимние Святки - это стабильная, неподвижная, потенциально несущая в себе все возможности форма кристалла. Ею правит мужское начало – Дед Мороз, о котором А.С. Фаминцын в своей книге «Божествах древних славян» писал:
«По представлению русских поселян солнце есть огонь, поддерживаемый Дедом, под именем которого, следовательно, в данном случае следует понимать верховного небесного Бога».
Масленица или Красная Горка , которая завершалась в древности всегда в День весеннего равноденствия. Это движение растаявшего снега и льда, переход из кристаллической потенциальной формы в активную, жидкую, которой правит творческое женское начало – Теща.
И, наконец, Зеленые Святки или Семик и Троица . Здесь очередная трансформация постепенного превращения воды в пар, плазму, а затем и в Свет .
Вспомним биологию. Ведь именно Свет дает рождение живой жизни – зеленому листу и траве.
И завершает весь этот «фазовый комплекс» Купальская ночь , когда включается процесс реинкарнации тех, кто должен вернуться в наш мир новорожденными детьми, то есть людьми.
Всё очень логично: Кристалл - Вода – Ионизированный пар – Свет - Зеленый лист (дерево, травы) - Человек .
И при этом точкой отсчета является именно кристалл. Ведь сам этот термин - значит буквально «застывший свет». А, значит, Человек, достигший «застывшего света» , обретший «световое тело» , т.е. «святой» - Риши (или Раша) – это:
Мудрец, постигнувший Главный Смысл Мироздания - вечный и
бесконечный круговорот жизни!
Именно на Праздник «Семик» молодые девушки «кумились» с березками - вступали с ними в родство - так сам порождающий жизнь Свет воплощался в образе Женщины. В Празднике «Семик и Троица» или в «Зеленых Святках» во всей полноте отразились представления наших мудрых предков о Великом должном Единстве Природы и Человека. И здесь невольно вспоминаются прекрасные строки С.Я. Маршака:
«Человек, будь он хоть трижды гением,
Остается мыслящим растением.
С ним в родстве деревья и трава,
Не стыдитесь этого родства.
Нам даны до нашего рождения
Сила, стойкость, жизненность растения».
СЕМИК и ТРОИЦА
Один из самых главных, ответственных периодов народного земледельческого календаря падает на седьмую неделю после Пасхи. Неделя эта носит название «семиковой», «русальной», «зеленой», «грязной», особо отмечены три ее дня: Семик, приходящийся на четверг; родительская суббота; Троица – воскресенье, 50-й день после Пасхи.
Семик – седьмой четверг после Пасхи считался очень большим праздником, он открывал сложный комплекс обрядов, знаменующих прощание с весной и встречу лета, прославляющих зеленеющую землю с центральным персонажем – березкой.
Селения на этот небольшой отрезок времени буквально преображались: дома и улицы украшаются срезанными березками, ветками, цветами. На Троицу прихожане являются на обедню в церковь с букетами полевых цветов, а пол в храме устилается свежей травой.
Те, кто придерживался старинных обычаев, утром посещали кладбища, где и встречали семик. Веселье начиналось после обеда. Молодежные гулянья, игры, хороводы происходили или в лесу, вокруг березки, или в деревне, куда с песнями вносили срубленное и украшенное деревце.
По традиции в Смоленской губернии в семик шли с березкой под песню:
Ой, где девки шли, там и рожь густа, Ой, где вдовы шли, там трава росла, Что трава росла высока, зелена; Где молодушки шли, там цветы цветут, Ну цветут цветы по всей улице, По всей улице да по бережку, Что по бережку под кусточками.
Во владимирских деревнях «накануне семика девушки рубят березку, украшают ее лентами, а в самый семик они вместе с парнями, которые несут березку, ходят с нею по полю, распевают песни и потом бросают ее в рожь».
Береза моя, березонька! Береза моя белая, Береза моя кудрявая! Стоишь ты, березонька, Осередь долинушки. На тебе, березонька, Трава шелковая. Близ тебя, березонька Красны девушки, Красны девушки Семик поют, Под тобою, березонька, Красны девушки, Красны девушки Венок плетут.
«В Саратовской губернии для празднования семика избирался особый дом, куда приносили разных припасов для пира, не забывая солода и хмеля; варится брага, затирается, заквашиваемая и сливаемая при пении веселых песен. В самый же семик, в полдень, начинается торжество. Посреди двора воткнуто срубленное с ветвями и листьями дерево, под которым стоит горшок с водою. Девицы ходят по двору или сидят, а мальчуганы держат в руках заготовленные кушанья, другие – ведро с пивом на палке. Более веселая, бойкая девушка подходит к дереву, опрокидывает горшок с водою, выдергивает дерево из земли и затягивает песню. С пением:
Ио, ио, семик-троица,
Туча с громом сговаривалась:
Пойдем, гром, погуляем с тобой,
Во ту слободу, в Радышевчину,
Ио, ио, семик-троица! -
идут в лес, где происходит пир».
На обширной русской территории троичный обряд с молодым деревом справлялся, разумеется, неодинаково, каждая губерния и даже деревня имела свой набор и последовательность действий, свой обязательный песенный репертуар, при том что основные элементы обряда сохранялись. К числу таких элементов относятся: выбор и украшение дерева, совместная трапеза под ним, завивание венков, кумление, срубание дерева с последующим уничтожением его, хороводные песни и игры под ним, гадание на венках, брошенных в воду.
Как это происходило на самом деле, в конкретных условиях русской деревни прошлого века, покажут приводимые ниже примеры.
В большинстве деревень Дмитровского уезда Московской губернии «в среду перед Троицей девушки отправляются выбирать – „заламывать“ березки, а на другой день, в семицкий четверг, или же в субботу, с яичницей и пивом идут завивать выбранные березки. Каждая приносила с собой глазок яичницы. После того как все березки завиты, яичницы размещались вокруг одной березки, а девушки, взявшись за руки, водили хоровод под следующую песню:
Березка, березка, Завивайся, кудрявая, К тебе девки пришли, Пироги принесли Со яичницею».
Березонька кудрявая, Кудрявая моложавая, Под тобою, березонька, Все не мак цветет, Под тобою, березонька, Не огонь горит, Не мак цветет – Красные девушки В хороводе стоят, Про тебя, березонька, Все песни поют.
На поляне, на лугу Гнулася березонька. Завивали девушки, Лентой украшали, Березку прославляли: «Белая березонька, Ходи с нами гулять, Пойдем песни играть!» (Владимирская губ.)
Березка девушкам
Приказывала,
Ой лялё-лялё, Всё приказывала:
«Придите вы, девушки,
Придите вы, красные! Ой, лялё-лялё, Придите, красные!
Сама я, березынька,
Сама я оденуся, Ой, лялё-лялё, Сама оденуся,
Надену платьико,
Все зеленое,
Ой, лялё-лялё, Все зеленое,
Усе зеленое, Всё шелковое,
Ой, лялё-лялё,
Всё шелковое! Ветрик повеет – Всё шуметь буду,
Ой, лялё-лялё,
Всё шуметь буду, Дождичек пройдет – Лопотать буду,
Ой, лялё-лялё,
Всё лопотать буду, Солнце выблеснет – Зеленеть буду,
Ой, лялё-лялё,
Всё зеленеть буду». Не радуйся Ни кленье-дубье,
Ой, лялё-лялё,
Ни кленье-дубье, Только радуйся Да белая береза,
Ой, лялё-лялё,
Белая береза, Белая береза, Горькая осина,
Ой, лялё-лялё,
Горькая осина! Идут к тебе Девки красные,
Ой, лялё-лялё,
Девки красные,
Девки красные, Косы русые,
Ой лялё-лялё,
Косы русые, Несут тебе Горелку горькую,
Ой лялё-лялё,
Горелку горькую,
Горелку горькую, Скрипку звонкую,
Ой лялё-лялё,
Скрипку звонкую, Скрипку звонкую, Яишню смачную,
Ой лялё-лялё,
Яишню смачную! (Смоленская губ.)
Мы завьем венки Мы на все святки, Мы на все святки, На все празднички, На все празднички На Духовые, На Духовые, На венковые. (Смоленская губ.)
Кто не идет Венков завивать, Положь того Колодою дубовою, Детей его Курчижкою сосновою! Кто венков не вьет, Того матка умрет! А кто вить будет, Того жить будет! (Смоленская губ.)
В некоторых селах и деревнях начала прошлого столетия пекли «для девиц козули, род круглых лепешек с яйцами в виде венка. С козулями они идут в лес, где с песнями завивают ленточки, бумажки и нитки на березе, на коей завязывают еще ветки венками».
Пойдем, девочки, Завивать веночки! Завьем веночки, Завьем зеленые. Стой, мой веночек, Всю недельку зелен, А я, молодешенька, Увесь год веселешенька! Святой дух Троица! Позволь нам гуляти, Венки завивати! Завью я веночек На круглый годочек, Кругло наше поле, Кругло невеличко, На нем ягод много, Зрелых и спелых, Ну я, млада, брала Ох, в фартушок клала, Зрелки на тарелку, Зеленушки в фартушки. Зрелки родному батьке, Зеленушки все свекру, Чтоб он подавился, Со мной не бранился. (Тверская губ.)
В Сибири вершины березок пригибали к траве и делали «косы», связывая эти вершины с травой.
Не радуйтесь, дубы, Не радуйтесь, зеленые, Не к вам девушки идут. Не к вам красные, Не вам пироги несут, Лепешки, яичницы, Ио, ио, Семик да Троица!
Радуйтесь, березы, Радуйтесь, зеленые, К вам девушки идут, К вам пироги несут, Лепешки, яичницы, Ио, ио, семик да троица!
Ты не радуйся, осина, А ты радуйся, береза: К тебе девки идут, К тебе красные идут Со куличками, со яичками!
Завивайся ты, березка, Завивайся ты, кудрявая, Мы к тебе пришли Со яичками, со куличками. Яички-те красные, Кулички-те сдобные.
«Семик, Семик, Троица, Пресвятая мать Купальница, Ты на чем приехала?» «На овсяном зерночке, На оржаном колосе!» (Владимирская губ.)
В Семик нижегородская молодежь «рядит в „девицу“ березу, а девку или парня – в шутовской наряд барабанщика», все вместе отправляются на луг, идут ряженые – человек и дерево. На лугу становятся в круг и поют плясовую песню про притоптанную травушку.
«Травина ли моя,
Травинушка шелковая!
Еще кто же траву притоптал?»
«Притоптали меня,
Травинушку шелковую,
Да все девушки,
Да все красные,
В зеленом саду гуляючи,
Золотым мячом играючи,
Все себя же утешаючи».
Еще в записях XVIII века говорится о том, что «поселянки, собравшись в рощи, нагибают молодые плакучие березки, свивают из них венки и попарно подходят сквозь их целоваться, приговаривая:
Покумимся, кума, покумимся, Нам с тобою не браниться, Вечно дружиться».
«Обряд кумления совершался девушками в лесу после завивания березок… Ветки березок загибаются в круг, так что образуются венки, или венки из березок или трав и цветов навешиваются на березки. К этим венкам девушки подвязывали свои крестики, затем сквозь венки целовались, менялись крестами и пели песни, содержанием которых является призыв к кумлению. Покумившиеся девушки считаются подругами на всю жизнь или до следующего кумления через год с другой девушкой, или на срок праздника. Кумятся все девушки, присутствующие при обряде»
Кумушка, голубушка, Серая кукушечка! Давай с тобой, девица, Давай покумимся! Ты мне кумушка, Я тебе голубушка! Кумушка, голубушка, Горюшко размыкаем! Будешь мне помощница, Рукам моим пособница!
Во время кумления «девушек-подростков приветствуют обыкновенно так: „Еще тебе подрасти да побольше расцвести“, а девице заневестившейся говорят: „До налетья (следующего года) косу тебе расплесть надвое, чтобы свахи и сваты не выходили из хаты, чтобы не сидеть тебе по подлавочью (т. е. в девушках)“, а бабам пожелания высказываются несколько иного характера: „На лето тебе сына родить, на тот год сам-третьей тебе быть“. Девушки свои пожелания шепчут друг другу на ухо».
Что ты, белая береза,
В чистом поле не шумишь?
Что ты, белая хороша, Со мной дела не решишь? (Тверская губ.)
В Семик в Саратовской губернии устраивают в лесу пир. «По завиванию венков, после кумовства, выбирают подбрасыванием вверх платков старшую куму, которая и носит это название в продолжение целого дня. Потом возвращаются веселым хороводом в село с тем, чтобы в Троицын день снова прийти в тот же лес развить свои венки. Каждая пара рассматривает, завял или еще свеж ее венок; по нему судят о своем счастье или несчастье. Кроме того, свивают еще венки и для своих родных, испытуя и их судьбу».
Пойдем, девки, В зелену рощу,
Пойдем, девки! Совьем, девки, Себе по веночку,
Совьем, девки! На мне венок Не сохнет, не вянет
На мне венок! По мне дружок Не тужит, не плачет
По мне дружок! (Смоленская губ.)
Вью, вью колечко На батюшка, Другое колечко На матушку, Третье колечко Сама на себя, Четверто колечко На своего старика. (Костромская губ.)
«В Троицын день девушки спрашивают у кукушки, когда она кукует, долго ли еще быть им в доме отца. Сколько раз прокукует кукушка, столько лет и ждать им замужества».
Местами в Валдайском уезде Новгородской губ. «в день Троицы вяжут небольшие веники, и с ними ходят в села к обедне. После одной отправляются на могилы своих родителей, чтобы, как говорят, „попарить родителей“.
Посещение на Троицу могил – обычай очень древний. Знаменитый Стоглавый собор 1551 года, осуждая этот языческий праздник, отмечал: «В троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим причитаньем. И егда начнут играти скоморохи, и гудцы и перегудники, они же, от плача переставше, начнут скакати и плясати и в долони бити и песни сатанинские пети…»
Итак, троицкая суббота, как правило, посвящалаь умершим. Воскресенье же вновь проводили в лесу, вокруг березки. «После обедни девушки меняют свой наряд на лучшие платья, на голову надевают свежие березовые венки, переплетенные цветами, и в таком уборе идут в лес развивать березку. При-шедши туда, они становятся в кружок около завитой березки, и кто-нибудь из них срубает ее и устанавливает посреди кружка. Тут все девушки подходят к березе и начинают ее украшать лентами и цветами. Далее открывается триумфальное шествие девушек попарно; а впереди всех одна из них несет березку, и таким образом обносят ее кругом всей деревни. Пришедши в которую-нибудь из улиц, они втыкают березку в землю и начинают водить вокруг нее хороводы, тут присоединяются к ним парни, и все хором поют». К вечеру снимают с деревца ленты и отламывают по прутику, вырывают его из земли и «тащат уже к речке, как преступника, топить, несут по улице целой толпой, кто за какой сучок ухватится и, пришедши на берег, бросают ее в воду с криком: „Тони, Семик, топи сердитых мужей!“, и несчастная березка ‹…› плывет туда, куда понесет ее течение воды» (Владимирская губ.).
Да уж вы милые девушки мои,
Да вы подруженьки мои!
Да вы зачем меня да раздеваете?
Да чем же, чем же вам да разглянулася?
Да я кудрявая, да я нарядная была,
А теперь, березынька, да оголенная стою.
Все наряды мои да подаренные,
Все листочки мои, да все свернулися!
Вы подруженьки мои, да отнесите вы меня,
Киньте-бросьте вы меня да в речку быструю,
И поплачьте надо мной да над березынькой!
(Пермская губ.)
Своеобразным ответом на вопросы этой песни-причитания служит смоленская троичная песня:
Мы у поле были, Венки развили,
Венки развили,
И жито глядели. «Зароди, боже, Жито густое,
Жито густое,
Колосистое, Колосистое, Ядристое!»
А святой Илья
По межам ходит, По межам ходит Да житушко родит, -
Тое житушко
На пивушко, Дочек отдавать, Сынов женить,
Сынов женить
И пиво варить!
Наряженная, опетая, накормленная, прославляемая в течение нескольких дней, березка должна была отдать всю свою силу начинающему зеленеть полю, способствовать урожаю и соответственно – благополучию людей.
В Московской губ. ветки от троицкой березки не выбрасываются, «а втыкаются над воротами во дворе для охраны скота или кладутся в сусек для охраны от мышей. Для этого же они впоследствии кладутся под снопы хлеба, под сено и в картофельные ямы».
Не менее важное и увлекательное действо семиковой, троицкой недели – гадание по венкам.
В воронежских селах в Троицын день «вьют венки с известными песнями и потом эти венки бросают в воду. Чей венок пристанет к берегу, та останется в девках, чей уплывет, та выйдет замуж, чей потонет, та умрет».
Одно и то же «поведение» венков в разных местах, понималось по-разному. Так, потонувший венок мог означать смерть, измену или конец любви, а также противоположное – свидетельствовать о том, что милый помнит и тоскует.
Пойду на Дунай на реку, Стану на крутом берегу, Брошу венок на воду, Отойду подале, погляжу: Тонет ли, не тонет ли Венок мой на воде? Мой веночек потонул, Меня милый вспомянул. «О свет, моя ласковая! О свет, моя приветливая!»
Кумушки, голубушки!
Пойдете вы в венки,
Возьмите й меня!
Сорвете вы по цветику,
Сорвите и мне.
Совьете вы по веночку,
Совейте и мне.
Пойдете вы на Дунай-речку,
Возьмите и меня.
Покидайте на Дунай веночки,
Киньте и мой.
Все венки поверх воды,
А мой потонул.
Усе дружки с Москвы пришли, А мойго й нет.
Семик - весенний народный праздник, отмечавшийся в четверг на седьмой неделе после Пасхи. Неделя, на которую он приходился, называлась семицкой (семиковой) неделей и заканчивалась Троицей.
Семик считается древним языческим праздником, одним из тех, что играли важную роль в весеннем периоде жизни людей. Ритуалы Семика и семицкой недели включали в себя действия, связанные с поминовением умерших, а также празднества девушек.
Обряды поминовения всех усопших начинались во вторник, когда на кладбищах устраивали поминальную трапезу с раскладыванием на могилах яиц, окрашенных в желтый цвет, лепешек, блинов. Эти поминки назывались задушными, то есть поминками, устроенными для душ умерших, которые, по поверью, бродили в семицкую неделю по земле, не находя себе пристанища Поминальные тризны продолжались и в четверг. Причем во многих губерниях России поминовение умерших в Семик считалось едва ли не главным поминовением года Очевидец из Пермской губернии писал: «Ни один день из поминальных, установленных церковью, не почитается как Семик - четверг перед Троицыным днем Хотя церковью в этот день не установлено поминовение умерших, оно, по установившемуся обычаю, совершается во многих приходах епархии, не исключая и некоторых городов. В этот день на кладбище собиралось много народу даже из смежных, если у кого-либо там были схоронены умершие» (Русские 1997, 529).
В Семик поминали также заложенных покойников, то есть людей, умерших неестественной смертью: самоубийц, опойцев, людей, погибших в результате насилия. Этот обычай был распространен на большей части территории Европейской России, но особенно в ее северо-восточных, центральных и западных губерниях. Верили, что их души не находят покоя после смерти, бродят по земле и являются опасными для живых. Для их успокоения женатые мужчины и замужние женщины в этот день выстаивали в церкви панихиду, то есть службу, состоящую из молитв о прощении грехов и упокоении умерших в Царстве Небесном. Обряды Семика восходят к средневековому обычаю хоронить в этот день людей, умерших на улицах, погибших от рук злодеев и не востребованных родственниками. Обычно в течение года их не хоронили, а свозили в специальные помещения, называвшиеся убогими домами, божедомками, скудельницами, и только в Семик с отпеванием погребали в землю. В конце XVIII в. убогие дома перестали существовать, обнаруженных мертвецов сразу же хоронили в специально отведенных для этого местах, но традиционная панихида по ним в Семик сохранилась. Впоследствии поминание в церкви умерших неестественной смертью было перенесено на Троицкую субботу. В южнорусских губерниях в Семик матери устраивали поминки по своим умершим детям (малолетним, некрещеным, мертворожденным). Они приглашали соседских детей и угощали их кашей и медовой сытой.
На Семик девушки гурьбою шли в лес, выбирали молодую берёзку и заламывали её.
Семик был также днем веселья и гуляний, которые продолжались вплоть до Троицы. Его характерной чертой была трапеза в лесу, в поле, как говорили, «под ракитовыми кустами». В трапезе принимали участие как женщины, так и мужчины. В складчину готовили яичницы, караваи, сочни, сырники, варили пиво, настаивали брагу и бузу - хмельной напиток из гречневой муки. Празднество сопровождалось весельем, плясками, пением песен. Семицкий четверг и следовавшие за ними дни отмечались в старину девичьими гуляньями: хороводами около берез в роще, кумлением, плетением венков и гаданием на них о женихах. С течением времени часть этих обрядов была перенесена на Троицу.
На Семик девушки гурьбою шли в лес, выбирали молодую берёзку и заламывали её (чаще всего вершинку). Не отламывали совсем, а оставляли висеть и заломанную ветвь заплетали венком. Затем около берёзки начинался весёлый обряд. Из веточек и травы делали чучело кукушки и забавным образом «крестили» её. Во время «крещения» девушки «кумились»: будущие «кумы», просунув лицо в завитый берёзовый венок, целовались и тут же обменивались нательными крестиками. Шуточная церемония роднила их, и покумившиеся зачастую оставались добрыми подругами на долгие годы.
Седьмой четверг после Пасхи
1. Праздник за три дня до Троицы. Открывал комплекс Троицких празднеств, знаменовал окончание весны и предвестие лета. С принятием христианства языческий семик был приурочен к Троице, но продолжал древние обряды и верования.
2. Украшенная троицкая березка или антропоморфное чучело, с которым молодежь обходила дома в семик.
Семик (Зеленые Святки)
Семик (Зеленые Святки, Русалка (новг., вологод.), Четверток, Тюлпа) - праздник весенне-летнего календарного периода; отмечается на 7 четверг после Пасхи, за три дня до Троицы; открывает обрядовый комплекс троицко-семицкого празднества. Распространен в России повсеместно.
Семик считается языческой основой праздника, приходящегося на седьмую неделю Пасхи. Предположительно, в древности он входил в единый весенний праздничный цикл, начинала который Масленица, и был его завершением. Представление о взаимосвязи двух праздников нашло отражение в фольклоре: в речевых оборотах и пословицах указывается на особые, даже родственные, отношения мифологизированных образов Семика и Масленицы: "Честь ей и хвала, что она (Масляна) Семика в гости звала" (Даль. Т. 4. С. 170), "Звал-позвал честной Семик широку Масленицу к себе в гости на двор" (Обрядовая поэзия. 1989. № 255), "Ей-то (Масленице) Семик бьет челом, в одних портяночках, без лапоток…кланяется, зовет во тесовый терем, за дубовый стол, к зелену вину" (Некрылова А.Ф. 1989. С. 437), "Собирайтесь-ко, не обрящем ли, где честну Масленицу, Семикову родню, да племянницу" (Бернштам Т.А. 1993. С.52-53). Некоторые обрядовые песни исполнялись только два раза в год - на Масленицу и в Семик; среди них песня о "непряхе", поставившей "кросна - девятую весну", в которых прорастает трава и заводятся куры. Так же как и Масленица, Семик представлял календарный период, маркирующий пограничное состояние природы - окончание весны, предвестие лета. Семицкий обрядовый комплекс был пронизан переходной символикой, а основная функциональная роль в нем отводилась молодежи, социальный статус которой также определялся как переходный; подобное состояние молодежи, особенно девушек, сопоставимо с состоянием природы поздней весной - природы расцветающей, но еще не плодоносящей.
С принятием христианства Семику, как и другим языческим празднествам, стала соответствовать одна из церковных знаменательных дат - Троица; при этом древние традиции, определяющие языческий характер праздника, сохранились.
В протоколе заседания Святейшего Правительствующего Синода от 13 мая 1741 года сообщалось, что "во многих благочестия Российского местах, вместо подобающего христианам благовеинства, различная некая безобразия, безчиния и суеверия чинятся, имянно же оные суть следующия от всемирно торжественнаго живоноснаго Христова Воскресения дне седмые седмицы в четверток иже пред неделею Сошествия Святаго Духа, завивают березки венками и обвязывают оные, как чаятельно, с некиим суеверным упованием и между тем чинят пиршествы, скачки и пляски мужие же и жены, а особливо в великоторжественный Сошествия Святаго Духа день…" (Цит. по: Живая Старина, 1890. Отд. 2. С. 34). В целом со временем значение Семика как одного из главных весенне-летних праздников уменьшилось, особенно по сравнению с Троицей. Тем не менее празднование Семика сохранялось, это связано прежде всего с тем, что в календарной обрядности Семик и Троица образуют единый праздничный цикл, в рамки которого укладывался ряд обрядовых действий, причем на Семик приходились их начальные фазы, а на Троицу - завершающие. Иногда Семик выступал как подготовительный этап для празднования Троицы. Так, во многих метах именно в Семик собирали продукты для ритуальной трапезы, тогда как сама трапеза и приготовление блюд для нее происходили в Троицу.
Праздник Семик был посвящен началу расцвета природных сил; он отмечался в период зеленения растительности, созревания ржи; с ним связывали новый этап сельскохозяйственных работ - посев ячменя (в некоторых местах его предпочитали сеять или в Семик или в троицкую субботу), льна, конопли, посадку овощей. Обряды, приуроченные к этому времени, были направлены на стимуляцию роста плодов земли и охрану их от неблагоприятных воздействий. Крестьяне совершали различные ритуальные действия с зеленью, обходы полей, величание ржи (см. Троицкая березка, Завивание берез, Троицкий венок, Троицкая зелень, Вождение колоска), обращались за помощью к предкам (см. Троицкая суббота). Свойственная земледельческим традициям, идея воскресения-умирания божества растительности проявлялась в ритуалах "похороны"-"проводы" (Всесвятская неделя). Важное значение в аграрной магии придавалось гуляниям молодежи в полях с непременной обрядовой трапезой, главным блюдом которой были яйца или яичницы, сделанные "на урожай". О магической роли хождения в посевы девушек и молодок говорится в семицких песнях (Троицкая березка). В целом особое значение, женского компонента в земледельческих обрядах связано с мифологическим представлением о женской природе земли. В ряд молодежный развлечений входили круговые игры с мотивами сеяния, роста, созревания (Мак, Просо, Лен); наиболее популярные в это время песни с любовно-эротической тематикой в данной обрядовой ситуации могли рассматриваться как заклинание на урожай.
Составляя часть аграрно-магического действия, ритуальное объединение девушек, а часто и молодок, во время праздничных шествий, гуляний, кумления, качания на качелях, катания яиц, вождения хороводов имело и некоторое специфическое значение, отражающее, возможно, более древние представления. Согласно им, девушки и молодки принадлежали к одной половозрастной группе, социальный статус которой определялся их физиологическим состоянием перехода от девичества к материнству. Обряд был призван манифестировать девичью силу, "пик девичьей зрелости", и готовность к браку и рождению детей. Впервые в нем принимали участие девушки-подростки, достигшие этого возрастного периода, что характеризовало их как полноправных членов молодежного коллектива. Инициационный характер проявлялся, например, в семицких играх и хороводах с прядильно-ткацкой символикой. Так, в Красноуфимском у. Пермской губ. отдельные фигуры девичьего хоровода носили название процессов ткачества: навивать, сновать, кишку снимать (кишка - основа для холста, снятая со сновалок), надевать, ткать. Участие в нем символизировало причастность молодой девушки к миру важнейших женских занятий, ее владение ими, что являлось важнейшим критерием качественной характеристики любой крестьянки. В результате за Семиком закрепилось название девичьего праздника: "Четверг перед днем св. Троицы … почитается девушками как исключительно их праздник… "Мужики" в этот день бывают заняты работой" (Макаренко А.А. 1993. С. 110).
Отличительной чертой Семика было поминовение "заложных", к которым причисляли умерших "не-своей" смертью (скоропостижной, насильственной). Народная точка зрения, по вопросу принадлежности к этому разряду покойников, совпадала с церковной, выраженной в церковном каноне: это те покойники "иже покры вода и брань пожара, трус же яже объят и убийцы убиша, и огонь попали; внезапну восхищенные, попаляемые от молний, измерзшие сразом и всякой раною" (Зеленин Д.К. 1916. С. 1), т.е. самоубийцы, опойцы (умершие от пьянства), умершие без покаяния, проклятые родителями, казненные преступники, колдуны, имевшие дело с нечистой силой, а также иноверцы. По христианской традиции их не отпевали по смерти в храмах, погребали без церковного благословения и лишали обычного поминовения. Заложные покойники относились к той категории умерших, чей энергетический потенциал не был израсходован при жизни. Опасность, исходившая от них заключалась в том, что эта неиспользованная жизненная сила, "действуя уже из области смерти, "берет душу" у живых, как сама смерть", "ведет за собой в могилу" (Седакова О.А. 1990. С. 55). В народных представлениях, заложные нередко становились существами демонического мира: они или сами обладали свойствами нечисти, или находились, согласно быличкам, в услужении у разных представителей нечистой силы. Им приписывалась возможность управлять различными природными стихиями: дождем, громом, градом и т.п. Пермская примета гласит: "Мало бывает тепла до Семика; когда же покойников обмоет, тогда уж не бывает холода" (Зеленин Д.К. 1916. С. 100).
Семик являлся единственным днем в году, когда наступала "отрада" душам заложных покойников.
В локальных традициях сроки Семика как поминального праздника могли варьировать в рамках семицкой недели - седьмой недели по Пасхе. В Тульской губ. удавленников и утопленников поминали во вторник; праздник поминовения называли здесь "задушными поминками". В Жиздринском у. Калужской губ. самоубийц и иноверцев позволялось поминать только в троицкую субботу, известную здесь под названием духовской; в этот день, считали местные крестьяне, "самые великие грешники отдыхают от адских мучений" (АРЭМ. Ф.7. Оп. 1. № 495). В некоторых местах перемещение сроков Семика обуславливалось распределением дней недели между разными общинами (городскими, деревенскими) и сословиями для совершения отдельного поминовения. Например, в селе Кайском Слободского у. Вятской губ. в четверг поминали крестьяне, а в субботу - мещане, отсюда и название "мещанский Семик". Об обязательном праздновании Семицких поминок говорится в народных преданиях С.-Петербургской губ.: не отмеченное должным образом поминовение местных заложных - панов повлекло за собой неурожай овса, что было приписано "мщению панов".
Семицкое поминовение совершалось в доме, на кладбище, в часовнях, на местах боев и массовых погребений, сопровождалось обычно веселыми гуляньями; оно носило характер индивидуального и коллективного действия. В Уржумском у. Вятской губ. тяжело заболевший человек давал обет в случае выздоровления помянуть заложных. Для этого накануне Семика "заветнувшиеся" ходили по домам и собирали как милостыню муку, из которой готовили ритуальные блюда - блины и булки. Их несли на кладбище и раскладывали на рогожках по могилам. В Тульской губ., поминая удавившихся и утопившихся родственников, на их могилы приносили блины, вино, красное яйцо, которое разбивали тут же за упокой души. По обычаю часть блинов оставляли русалке: "Русалочка царица, красная девица, не загуби душки, не дай удавиться! А мы тебе кланяемся". (Зеленин Д.К. 1916. С. 102). В ряде мест в каждой крестьянской семье для поминовения утопленников, удавленников и людей, скончавшихся скоропостижно, в Семик красили яйца (иркутск.). На реке Печоре (архангельск.) соблюдался "древний обычай - в седьмой четверг по Пасхе поминать в домах запившихся и удавившихся родителей и родственников", раздавая милостыню нуждающимся (Зеленин Д.К. 1916. С.103). Поминовения совершали на месте древних сражений, где, по преданию, были захоронены останки воинов. В Роксе Лодейнопольского у. С.-Петербургской губ. в Семик поминали "панов", в которых видели убитых в смутное время поляков; в их честь в роще у часовни варили и ели кисель, отсюда второе название праздника - "киселев день". В одной из вятских часовен хранились кости погибших черемис (марийцев), в Семик при стечении народа из окрестных деревень над ними совершалась поминальная служба; кости при этом использовали в качестве лечебного средства. В городе Котельниче Вятской губ. местные жители собирались над могилой воинов, "падших в сече с новгородскими выходцами" (Зеленин Д.К. 1916. С.103). Во время "вселенской панихиды", совершавшейся над могилой, крестьяне кидали на нее яйца и деньги, а после службы бросались печеными яйцами друг в друга.
Вселенские панихиды в Семик проходили также на местах массовых погребений: у общих могил, на старых "многогробишных" кладбищах, или там, где, по мнению местных жителей, они находились. При поминовении молились: "Помяни, Господи, убиенных рабов своих, и от неизвестной смерти умерших, их же имена Ты Сам, Господи, веси, иже зде лежащих и повсюду православных христиан" (нижегородск., Зеленин Д.К. 1916. С. 99), оставляли на земле яйца и деньги, раздавали милостыню нищим. Здесь же или поблизости после панихиды обычно устраивали праздничные гуляния, сопровождавшиеся "дурачествами и беспутствами", ярмарки, на которых в Вятской губ. продавали, главным образом, свистульки и детские игрушки. Для вятского празднования характерны игра на свистящих инструментах - дудках, пищалях и пр., детские катания глиняных "шарышей" (шары).
Традиция ритуального поминовения на местах общественных захоронений сохранилась со времен существования так называемых убогих домов, известных в России издавна. В них свозили погибших от эпидемий и умерших "несчастными и внезапными смертями - удавленников, утопленников, замерзших, вообще самоубийц и умиравших одночасно на дорогах и на полях" (Зеленин Д.К. 1916. С. 60). Один раз в году, в Семик, сюда стекался народ, чтобы совершить обряд захоронения, для погребения приносили гробы, одежду, саваны, для поминовения каноны, кутью, яйца, свечи; священники служили общую панихиду, совершали крестный ход. В 17-м веке при семицких погребениях в Москве всегда присутствовали царь и патриарх.
2. "Семик" - украшенная троицкая березка (владим.), березовая ветвь, антропоморфное чучело с мужскими признаками, в основе которого нередко была березка, ряженный. "Семика"-мужчину обычно сопровождал персонаж женского пола - Семичиха. С "Семиком" молодежь или только девушки обычно обходили поля, деревни, дома, он являлся непосредственным участником молодежных обрядовых игр; функционально чучело "Семика" заменяло троицкую березку. В Васильевском у. Нижегородской губ. чучела Семика, наряженного в красную рубаху, и Семичихи, - в сарафане, в четверг утром выносили в поле, устанавливали и устраивали возле них трапезу, пляски; в ходе обрядового действия его участники - парни и девушки по очереди целовали чучела и друг друга. На ночь Семика и Семичиху оставляли в поле, а возвращаясь утром, спрашивали: "Как вы ночку провели, молодица с молодцом?" (Соколова В.К. 1979. С. 205). Увенчав головы чучел сплетенными накануне венками (Троицкий венок), несли их к реке, разоряли и бросали в воду. В Буинском у. Симбирской губ. "Семика" изображала ряженная в мужского платье девушка, выбранная из круга сверстниц по жребию. Она возглавляла праздничное девичье шествие вокруг деревни, обозначенное формулой "Троица на улице, Семик по задам" (Максимов С.В. 1993. С. 463). В Вязниковском у. Владимирской губ. "Семиком" также одевалась девушка, - наряд состоял из рваной мужской рубахи и приделанного к спине горба, а "Семичихой" - молодой парнишка-подросток, ряженный в женское платье, со старым ведром и палкой в руках. Во главе ватаги детей и подростков Семик и Семичиха обходили дома односельчан, выпрашивали муку, яйца, крупу, масло, сметану, сахар и пр., приговаривая: "Подайте, на Семичка два яичка" (Земцовский И.И. 1973. С. 42). На улице били палкой в ведро, помелом разгоняли любопытных, под окнами домов пели:
"Семик честной, Семик ладужный,
Послал за винцом, на нем семь одеж,
Все шелковые, полушелковые,
Семику да Семичихе - яичко!
Семик баню продает,
Семичиха не дает;
Стряпала, стряпала
В тесто ложки прятала!"
(Соколова В. К. 1979. С.204).
материал подготовлен
Зимина Татьяна Александровна
Семи́к (Зелёная неделя , Русалочья неделя , Русалии ) — славянский народный праздник весенне-летнего календарного периода, отмечается в четверг перед Троицей (седьмой четверг после Пасхи, откуда и название). Знаменует окончание весны и начало лета. Считается женским праздником и совмещается с обрядами «проводов русалок» . Кроме того, включает в себя обряды поминовения усопших, сливаясь в этом с Троицкой родительской субботой.
Русалии
К. Е. Маковский, «Русалки», 1879
Праздник Русалий, будучи чисто языческим по содержанию, носит христианское название, или, по крайней мере, отпечаток греко-римского влияния. Праздник Русалий отмечался не только восточными славянами, но и южными — в Сербии и Болгарии, и само название Русалии появилось именно на Балканах. Согласно Этимологическому словарю Макса Фасмера, слово Русалия (ст.-слав. рѹсалиѩ , др.-серб. и др.-рус. русаліа , болг. русалия , сербохорв. русаље ) образовано путём заимствования из лат. rosālia — «Розалии, праздник роз» — языческого праздника древних римлян, обряда поминовения предков . Слово русалка произошло от названия праздника. В то же время Златковская Т. Д. ставит под сомнение возможность заимствовании древнеримской обрядности восточными славянами .
Русальная неделя, или Русалии — это время, когда русалки пребывают на земле. Считалось, что на Семик, то есть в мае-июне, когда становится тепло, русалки появляются на берегах рек, в лесах и рощах и качаются на ветвях деревьев (ср. у Пушкина: «Русалка на ветвях сидит»). В течение всего периода русалки находятся в непосредственной близости от человека, так что даже могут вступать с ним в контакт. С Русалиями связаны многочисленные запреты и обычаи, например, повсеместным был запрет на большие работы, нельзя было ходить в лес поодиночке, водить туда скот, полоскать бельё и заниматься шитьём. Один из древних обычаев, связанных с этим праздником, — это запрет на купание в реке, особенно в полдень и в полночь. Существовало поверье, что русалки утаскивают утопленников к себе. В Русальную неделю следовало задабривать русалок — тогда можно было рассчитывать на их помощь.
Русалии на Руси отмечались в канун Рождества Христова и Богоявления (зимние Русалии), на неделе после Троицы (Русальная неделя) или в летний Иванов день (Иван Купала). Судя по летописям, главным сроком Русалий был летний, привязанный уже в XII веке к христианской Троице и завершавшийся строго фиксированным днём летнего солнцестояния — днём Ивана Купалы (рождества Иоанна Крестителя). Киевская летопись второй половины XII века называет «Русальной неделей» седьмую неделю после Пасхи, завершаемую праздниками Троицы (седьмое воскресенье) и сошествия Святого Духа (Духов день).
Обряды с берёзой
Михаил Боскин, «Хоровод», 1910-е
В четверг девушки шли в лес «завивать берёзу» (ср. песню «Во поле берёза стояла»). Выбрав деревья, девушки завивали их — связывали верхушки двух молодых берёзок, пригибая их к земле . Из веток заплетали венки . При этом пели песни, водили хороводы, а под берёзками ели принесённую с собой еду (при этом обязательно должна была быть яичница). При завивании венков девушки кумились, то есть совершали обряд кумления: на связанные в виде круга ветви берёз вешали крестик, девушки попарно целовались через этот венок, менялись какими-нибудь вещами (кольцами, платками) и после этого называли друг друга кумой (посестримство). Специалисты объясняют этот обычай как пережиток древнейших обрядов, отмечавших половую зрелость девушек и принятие их в особую половозрастную группу.
Когда заканчивались чисто девичьи обряды, к участницам гуляний присоединялись парни с угощением и выпивкой. Песни и хороводы затягивались далеко заполночь, и гуляния нередко приобретали разнузданный характер. Поэтому Церковь к подобным праздникам относилась крайне отрицательно: к примеру, Стоглавый собор 1551 года резко осуждал подобные гуляния:
Русальи о Иванове дни и в навечерии Рождества Христова и Крещения сходятся мужи и жены и девицы на нощное плещевание, и на безчинный говор, и на бесовские песни, и на плясание, и на скакание, и на богомерзкие дела. И бывает отроком осквернение и девам растление. И егда мимо нощь ходит, тогда отходят к реце с великим кричанием, аки беси, и умываются водою. И егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя и падают, аки мертвии, от великого клопотания.
Песня-величание семицкой берёзки
Берёзонька белая,
Берёзонька кудрявая
На чём приехала?
На ковре, на золоте,
На атласе, на бархате.
У кого же ты гостила?
У отца, у матери,
У роду, у племени,
У красных девушек.
Хотят берёзоньку срубить,
И её в речке утопить.
По книге «Обрядовая поэзия»
Завиванием и кумлением обряды с берёзой не ограничивались. Берёза — это вообще центральный объект в Семик и Троицу, ей посвящено множество обрядов. Берёзу выбирали в лесу, завивали, вырубали и украшали, носили по деревне, вокруг полей, водили вокруг неё хороводы, устраивали рядом с берёзой гуляния. В Троицу берёзовыми ветвями украшали церкви, избы и даже улицы. После праздников берёзу разрывали и разбрасывали ветки по полю, или кидали в реку.
Причина такого повышенного внимания именно к берёзе заключается в том, что молодую берёзу считали средоточием магической плодородной энергии. Эта энергия важна и полям, которые жизненно нуждаются в плодородии (см. также ниже), и людям и скоту, которым необходима энергия плодовитости. Поэтому и поля, и людей старались приобщить к этой живительной энергии берёзы. Кроме того, берёзу в её ритуальной роли можно сравнить с «майским деревом» западноевропейских народов. Оба этих явления своими корнями восходят к древним тотемическим представлениям.
Обряды с чучелом
Похороны Костромы. Рисунок с лубка. XIX век
В Муроме на Семик женщины пели особую песню о Костроме и устраивали её «похороны», а в Твери хоронили Ярило. В Рязани понедельник после Зелёной недели назывался Провожанием русалок. В этот день хороводы девочек и девушек с весёлыми песнями сходились с разных сторон города в назначенное место и пели и плясали около часа. В центре каждого такого хоровода стояла девушка и держала чучело, изображающее русалку. Затем остальные женщины начинали отнимать у девушки русалку, а отняв, разрывали на части и раскидывали в разные стороны. Считалось, что русалок проводили.
После этого никто не пел и не плясал, а детям запрещалось играть в горелки и старинную игру «уточки».
Семицкая песня из Владимирской губернии
Семик честной, Семик ладужный,
Послал за винцом, на нем семь одеж,
Все шелковые, полушелковые,
Семику да Семичихе — яичко!
Семик баню продает,
Семичиха не дает;
Стряпала, стряпала
В тесто ложки прятала!
По книге В. К. Соколовой
В некоторых местностях чествовали чучела «Семика и Семичихи». Их одевали в рубаху и сарафан соответственно, выносили в поле и устраивали рядом с ними трапезу и пляски, в ходе которых участники обряда — парни и девушки — должны были по очереди целовать чучела и друг друга. На ночь Семика и Семичиху оставляли в поле, а возвращаясь утром, спрашивали: «Как вы ночку провели, молодица с молодцом?». Увенчав головы чучел венками, их несли к реке, после чего раздирали и бросали в воду. В некоторых местностях (например, во Владимирской губернии) Семика и Семичиху изображали переодетые девушки или (реже) юноши, которые с ватагой детей и подростков обходили дома односельчан, выпрашивая дары. Обходы часто сопровождались песнями.
Ритуалы с чучелом и явно эротические элементы вообще семицкой обрядности призваны вызвать плодородие земли. В данный период это особенно важно, поскольку для земледельца конец весны и начало лета — критический и решающий момент: посев уже закончился, и рост хлеба полностью зависит от плодоносных сил земли. Ритуалы с чучелом, как показывают исследователи, являются проявлением не до конца сформировавшегося у славян культа умирающего и воскресающего бога, связанного с плодородием, природой и её сезонными изменениями.
Поминальная обрядность
Отличительной чертой Семика являлось поминовение «заложных» покойников, то есть погибших не своей смертью. Их запрещалось отпевать в церкви, и поминались они отдельно. По народным представлениям, умерших плохой смертью не принимает земля, поэтому они оставаются неупокоенными и могут досаждать живым, зачастую находятся в услужении у нечистой силы, а иногда вообще обладают демоническими свойствами. Поминать заложных покойников разрешалось только в Семик, поэтому этот день считался «отрадой» для их душ. Нередко в Семик хоронили скопившихся за зиму в «скудельницах» заложных покойников, которых запрещали хоронить в другое время. Поминки в Семик проводились дома, на кладбищах, в часовнях, на местах сражений и массовых захоронений. Обязательной была поминальная трапеза с обрядовой пищей (блины, пироги, кисель и т. д.) и алкоголем. Поминовение нередко принимало разгульный характер, сопровождалось весёлыми гуляниями и даже кулачными боями. Таким образом, поминовению заложных покойников уделялось очень большое внимание. Связано это с тем, что они, при отсутствии должного почтения, вполне могли наслать засуху или неурожай, тревожить своими посещениями или открыто вредить людям.
На сегодняшний день практически повсеместно поминальная обрядность с собственно Семика перешла на Троицкую родительскую субботу.
Семик у нерусских народов
Помимо русских, Семик отмечался и другими православными народами Русской равнины. Коми-пермяки в этот день ходят на кладбища, чтобы помянуть своих умерших. Поминают чаще всего рыбным пирогом (чери нянь ), пекут и другие пироги, например, шаньги из крупы (шыгдöса пирöг ). В селе Юрла Пермского края в этот праздник все жители идут на могильник и поминают своих усопших. Они настилают на могилы скатерти и накрывают их. Затем они окуривают могилу зажжённой свечой или лампой с ладаном и после этого принимаются за трапезу, которая начинается с варёных куриных яиц. При этом их праздник не похож на похороны, поскольку в него все веселятся. Подобные обычаи встречаются и у других финно-угорских народов России, в том числе у марийцев и удмуртов. В отличие от русских у них, как и у коми-пермяков, праздник носит преимущественно и почти исключительно поминальный характер.
